Теория государства

После второй мировой войны некоторое время шла дискуссия между теоретиками, опиравшимися на классическое понимание демократии как «народовластия», и новаторами-ревизионистами во главе с Шумпетером. К 1970-м гг., как отмечает Сэмюэль Филлипс Хантингтон, дебаты закончились победой последних[350] [очень смелое утверждение! – В. И.]. Сам Хантингтон, будучи убежденным «шумпетерианцем», предлагал определять уровень демократичности государства, учитывая меру, «в какой лица, наделенные высшей властью принимать коллективные решения, отбираются путем честных, беспристрастных, периодических выборов, в ходе которых кандидаты свободно соревнуются за голоса избирателей, а голосовать имеет право практически все взрослое население».[351]

Роберт Даль по существу переопределил демократию как «правление меньшинств», которое якобы принципиально отличается от «правления меньшинства»[352]. Впрочем, обычно он описывал и описывает демократию как «полиархию», предполагающую, если упрощенно, распределение власти между множеством политических групп и их свободную и публичную конкуренцию друг с другом за голоса избирателей[353]. Это свое «открытие» он использовал, кроме прочего, для критики все того же Михельса, заявив, что, несмотря на олигархическую организацию партий, межпартийная конкуренция гарантирует, что «политика правительства будет со временем отвечать предпочтениям большинства голосующих».[354]

Карл Раймунд Поппер был еще откровеннее: «в „теории“ […] современные демократии все еще основаны […] на не имеющей ничего общего с практикой идеологии, согласно которой именно народ, все взрослое население является… реальным верховным, единственно законным правителем. В действительности народ нигде не правит»[355]. Власть народа – фикция, по мнению Поппера; возможно и необходимо господство права (rule of law), при котором правительство может быть смещено вотумом большинства и т. д..[356]

Безусловно, демократия не исчерпывается процедурой конкурентных выборов, оформляющих и дополняющих публичное соперничество различных элитных групп, потенциалом «мирной» смены власти, rule of law и т. д. Это элементы одной из разновидностей современной демократии – либеральной демократии. Режим вообще не исчерпывается процедурами или потенциалами. С другой стороны, очевидно, что от того же сведения демократии к процедуре всего полшага до признания олигархической сущности западных либерально-демократических режимов.[357]

Дзоло, обобщив идеи Шумпетера и его единомышленников и последователей, объединил всех этих авторов в «неоклассическую школу демократии». По его оценке, характерная черта их однозначно элитистского учения – «попытка избежать любого противопоставления элитистских тезисов традиции классической демократии. Для таких авторов, как Моска, Михельс и Парето, элитизм был реалистическим и консервативным (пусть порой и открыто авторитарным и антидемократическим) возражением радикально-демократическому и социалистическому прогрессизму но у представителей неоклассической школы функция элит стала, по-видимому, чем-то не столько направленным против демократии, сколько главным содержанием, сутью демократии». Для них «„реальная демократия“ демократична потому, что она является элитарным режимом, который в то же время остается плюралистическим и либеральным [выделено дзоло. – В. И.]».[358]

Приведу еще одно мнение, на этот раз Лео Штрауса, «анти-Шмитта»: «Что такое современная демократия? Как-то было сказано, что демократия – это вид политического режима, опирающийся на добродетель. Демократия – это политический режим, при котором все или большинство взрослых являются людьми добродетели, и поскольку добродетель, кажется, требует мудрости, то режим, в котором все взрослые люди или же их большинство добродетельны и мудры, или режим, при котором все или большинство взрослых развили свой разум до высокой степени… одним словом, демократия предназначена быть аристократией, расширившейся до всеобщей аристократии. […]