Общей (родовой) чертой всех форм нигилизма является отрицание, но не всякое отрицание есть нигилизм. Отрицание шире, оно органически присуще человеческому сознанию, диалектическому мышлению. Поэтому далеко не всех, кто что-либо отрицает, можно считать нигилистами. В противном случае сам термин "нигилизм" теряет свой смысл и растворяется в более объемном понятии - "отрицание".
Следовательно, нигилистическое отрицание и диалектическое отрицание - разные вещи. В историческом плане нельзя, например, безоговорочно негативно, с позиций голого отрицания, оценивать различные освободительные движения, их идеологов и участников, так как это объективные закономерные процессы. Тем более если речь идет об эволюционном развитии.
Вообще, борьба против антинародных, тоталитарных режимов, произвола правителей, диктаторов, попрания свободы, демократии, прав человека и т.д. не является нигилизмом в собственном смысле этого слова. Самовластие тиранов во все времена осуждалось. Еще Ж.Ж. Руссо заметил: "Деспот не может жаловаться на свергающее его насилие". Это значит, что не всякая революция есть зло.
Когда нигилизм становится естественным (объективным) отрицанием старого, консервативного, реакционного, он перестает быть нигилизмом. К примеру, отрицание многих мрачных и даже трагических страниц из нашего недавнего прошлого, прежде всего в государственной и политико-правовой сфере жизни общества, справедливо и оправданно, так как представляет собой неизбежный процесс обновления.
Позитивный заряд несет в себе конструктивная критика недостатков, порочных или отживших порядков, несовершенства тех или иных институтов, действующих законов, политико-правовой системы - вообще отрицательных явлений действительности. В этом смысле вполне естественным было, например, нигилистическое диссидентское движение в СССР в 50 - 70-х гг. Как прогрессивную оценивает история деятельность русских революционных демократов - А.И. Герцена, Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского и других, выступавших против царизма, самодержавия, социального угнетения.
Однако в целом нигилизм, в традиционном его понимании, воспринимается в большинстве случаев как явление деструктивное, социально вредное, особенно в наше время. Нередко нигилизм принимает разрушительные формы. В крайних своих проявлениях он смыкается с различными анархическими, лево- и праворадикальными устремлениями, максимализмом, большевизмом и необольшевизмом, политическим экстремизмом. Нигилизм - стереотип мышления любого радикалиста, даже если он этого не осознает.
Характерным признаком нигилизма является не объект отрицания, который может быть лишь определителем его конкретного вида, а степень, т.е. интенсивность, категоричность и бескомпромиссность этого отрицания - с преобладанием субъективного, чаще всего индивидуального начала. Здесь выражается гипертрофированное, явно преувеличенное сомнение в известных ценностях и принципах. При этом, как правило, избираются наихудшие способы действия, граничащие с антиобщественным поведением, нарушением моральных и правовых норм. Плюс "отсутствие какой-либо позитивной программы или, по крайней мере, ее абстрактность, зыбкость, аморфность" (А.И. Новиков).
Социальный нигилизм особенно распространился у нас в период "перестройки" и гласности. Он возник на волне охватившего всю страну всеобщего негативизма, когда многое (если не все) переоценивалось, переосмысливалось, осуждалось и отвергалось. С одной стороны, была видна очистительная функция нигилизма, а с другой - его побочные последствия, издержки, ибо сплошной поток негатива сметал на своем пути и позитивные начала. Анафеме предавалось как плохое, так и хорошее.
Расчистка "авгиевых конюшен" сопровождалась такими явлениями, как безудержное самобичевание, развенчание и осмеяние прежнего опыта, сложившихся культурно-исторических традиций и привычек, изображение уходящего времени только в черных красках, глумление над людьми старшего поколения, их романтизмом, верой в будущее. Лейтмотивом этих умонастроений было: "У нас все плохо, у них все хорошо". С пьедесталов слетали имена и ценности, в которые еще вчера беззаветно верили.
Зацикленность на обличительстве, уничижительной критике граничила подчас с утратой чувства национально-государственного достоинства, формировала у людей и всего общества комплекс неполноценности, синдром вины за прошлое, за "исторический грех". Раздавались призывы к всеобщему покаянию. В то же время значительные слои населения резко осуждали "танцы на гробах".
Отречение от всего, что было "до того", от старых фетишей объективно подпитывало нигилистические разрушительные тенденции, которые не уравновешивались созидательными. Как справедливо отмечалось в литературе, "у нас было два пиковых проявления тоталитарного мышления и сознания: тотальная апологетика послереволюционного прошлого и тотальное его ниспровержение" (В.О. Мушинский). Причем ниспровергались не только коммунизм, партия, идеология, режим, но и (вольно или невольно) страна, культура, народность, традиции, государственность...