Теория государства и права: Учебник

Марксистскую истину о первенстве, главенстве базиса над надстройкой знал каждый студент советского вуза. Юристы же последовательно исходили из того, что развитие производительных сил и производственных отношений объективно обусловливает все политические и правовые формы. Правда, в трудах советских ученых указывалось и на большие возможности социалистического государства и права эффективно воздействовать на экономику. И это вполне понятно: с октября 1917 г. утверждается беспрекословная практика тоталитарного переустройства экономической жизни, прерванная разве лишь в период глубокого застоя брежневских времен.

Есть основания считать, что теория построения социализма в одной отдельно взятой и преимущественно отсталой стране, способной с помощью государства перешагнуть через естественные фазы развития, во многом — отход от классического марксизма. Это проявляется и в тех положениях, согласно которым «после установления диктатуры рабочего класса законы закрепляют его победу во всех областях общественной жизни и тем самым... как бы «создают» новые общественные отношения, поскольку социалистические общественные отношения не могут сложиться при капитализме»[142].

В этой связи уместен ряд суждений. Во-первых, при капитализме в ряде стран (например, Швеции) утвердились социалистические отношения. Во-вторых, руководствуясь подобной методологией, нынешние сторонники буржуазных реформ еще с большим основанием будут утверждать, что при социализме не могут сложиться капиталистические отношения и, следовательно, нужны диктаторские методы их внедрения. Между тем такое жесткое вмешательство в экономику было бы нарушением естественного хода вещей и таило в себе угрозу нового «большевистского» феномена, пусть и с иным знаком.

Уязвимость взглядов советских юристов на соотношение государства, права и экономики прежде всего состояла в том, что применительно к социалистическому обществу подчеркивался принципиально иной характер этого соотношения: В таком случае напрашивался вывод (которого, разумеется, никто не делал), что наше государство и право или наша экономика представляют собой нечто иное, нежели экономика, государство и право в общепринятом их значении.

Слабость прежних позиций советских юристов, как теперь стало совершенно очевидным, была в их декларативности, в том, что желаемое сознательно или бессознательно выдавалось за действительное. Плановое хозяйствование далеко не всегда направлялось на удовлетворение потребностей граждан; не было и гармоничного, пропорционального роста производительных сил, как утверждалось. Да, воздействие государства охватывало и производство, и обращение, и потребление. Помимо того, что столь широкая сфера воздействия сама по себе сомнительна, экономическая деятельность государства была далека от подлинного научного обоснования и направлялась не столько законом, сколько партийными директивами и подзаконными актами. Да, нормативные акты не допускали эксплуатацию человека человеком, но они фактически освящали эксплуатацию человека государством.

Долгое время в нашей науке считалось, что экономическая конкуренция различных предприятий возможна была лишь в условиях многоукладной экономики в период восстановления народного хозяйства после гражданской войны. Вообще же наиболее эффективное воздействие на производительные силы и производственные отношения государство оказывает тогда, когда оно выступает и как организация политической власти, и как собственник, распоряжающийся материальными и трудовыми ресурсами, направляя деятельность производственных коллективов и граждан. И хотя в отдельные периоды истории советского государства (например, в 1964-65 гг.) поднимался вопрос об экономической самостоятельности хозяйствующих субъектов, все-таки в реализации известного принципа демократического централизма превалировал откровенный централизм. Система планирования, снабжения, финансирования и другие хозяйственные формы базировались только на государственной собственности, исключая частную инициативу.

Общая схема соотношения экономики и права представлялась так. Право есть концентрированное выражение политики, а политика — концентрированное выражение экономики. Ограниченность данной схемы в том, что она была именно схемой и не учитывала многих реалий. Во-первых, в праве выражается не только политика, но и многое другое. Во-вторых, государственная политика не может сводиться к политике одной политической партии, как это имело место и всеми одобрялось. В-третьих, политика, к сожалению, чаще всего и в первую очередь выражала интересы правящих, а не требования народа, не требования экономики.