Читаем Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции полностью

Кроме того, предполагается, что настоящая наука должна опираться на один из вариантов позитивизма. Так, в физике ученый сталкивается с большим количеством однородных, единообразных составных частей события, которые можно исследовать на предмет выявления количественных регулярностей и констант, например, скорости, с которой объекты падают на землю. Соответственно, для объяснения классов поведения или движений ученый формулирует гипотезы и затем дедуцирует различные утверждения, с помощью которых он может проверить теорию сравнением с реальным, эмпирическим фактом, с наблюдаемыми частями событий. (Например, теория относительности может быть проверена изучением определенных эмпирически наблюдаемых характеристик затмения.) В версии старого позитивизма ученый верифицирует (т.е. подтверждает) теорию посредством ее эмпирической проверки. В более нигилистичном неопозитивизме Карла Поппера, в ходе эмпирической проверки исследователь может только фальсифицировать (т.е. опровергнуть) или нефальсифицировать теорию. В любом случае, его теории всегда являются предварительными и никогда несомненно истинными, поскольку он всегда обнаружит, что другие, альтернативные теории смогут лучше объяснить более широкий класс явлений, что новые факты могут войти в противоречие с теорией. Ученый должен всегда носить маску скромности и непредвзятости.

Одним из проявлений гениальности Людвига фон Мизеса было осознание, что здравая экономическая теория не следует этим путем, и разработал убедительное обоснование этого любопытного факта. Вокруг скорее идиосинкразического использования Мизесом термина априори существовало много ненужной путаницы, что давало энтузиастам современных научных методов шанс воспользоваться ею, чтобы отвергать Мизеса как просто ненаучного мистика. Мизес увидел, что исследователи человеческой деятельности находятся, с одной стороны, в лучшем, а с другой в худшем, но, вне всяких сомнений, в отличающемся положении, по сравнению с представителями естественных наук. Физик видит перед собой события, состоящие из однородных составных частей, и путем проб и ошибок формулирует и проверяет объясняющие, или причинные теории для этих эмпирических событий. Но в человеческой истории мы, сами будучи людьми, уже знаем причины событий; а именно тот первичный факт, что люди имеют цели и намерения и действуют, чтобы их достичь. И этот факт известен не предварительно и с какими-то колебаниями, а абсолютно и аподиктически.

Чтобы продемонстрировать разницу между двумя фундаментальными подходами к человеческому поведению, Мизес на своих лекциях приводил пример: наблюдение за поведением людей на станции Грэнд Сентрал в час пик. Объективный, или подлинно научный бихевиорист, говорил он, будет наблюдать эмпирические события: например, людей, бесцельно мечущихся взад и вперед в определенное предсказуемое время дня. И это все, что он узнает. Но истинный исследователь человеческой деятельности начнет с факта, что любое человеческое поведение является целеустремленным, и поймет, что цель состоит в том, чтобы утром добраться из дома до поезда, чтобы доехать до работы, а вечером, наоборот, и т.д. Не возникает никаких сомнений, кто из них узнает больше о человеческом поведении, и, следовательно, кто будет подлинным ученым.

Именно из этой аксиомы, факта целеустремленного человеческого действия, дедуцируется вся экономическая теория; экономическая наука исследует логические следствия всепроникающего факта действия. Так как мы обладаем абсолютным знанием, что человеческая деятельность является целеустремленной, то знание выводов на каждом шаге логической цепочки обладает такой же достоверностью. В проверке этой теории нет никакой необходимости, если эта концепция вообще имеет какой-либо смысл в этом контексте.

Является ли факт человеческой целеустремленной деятельности верифицируемым? Является ли он эмпирическим? Да, но определенно нет в точном, или количественном понимании, в котором его применяют те, кто подражает физике. Этот эмпиризм широкий и качественный, вытекающий из сущности человеческого опыта; он не имеет ничего общего со статистикой и историческими событиями. Кроме того, он зависит от того факта, что все мы являемся людьми и поэтому можем использовать это знание, применяя его к другим представителям этого биологического вида. В еще меньшей степени аксиома целеустремленной деятельности является фальсифицируемой. После того, как это упомянуто и обсуждено, становится таким очевидным, что она составляет самую суть нашего опыта в этом мире.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука