Источником теоретического бума в изучении символических ресурсов институциональной динамики стали и дефекты демократических институтов в посткоммунистических обществах, где становлению формальных институтов демократии и гражданской идентичности стало препятствовать стремление обеспечить групповую социальную солидарность за счет апелляции к этнорелигиозным версиям, базирующимся на фетишизации родной земли и сакрализации истории отдельных этносов. Показательна в связи с этим критическая оценка традиционных исследований роли культуры в политической динамике, обозначенная в работах представителя культурсоциологии и специалиста в исследовании гражданской культуры Дж. Александра. Он подчеркнул, что в большинстве моделей культура не независимая переменная, а производная от более жестких переменных социальных структур.
Сыграла роль и актуализация «историческим институционализмом» проблемы исторической вариативности при реализации общих целей институционального строительства, например, в условиях демократического транзита, а также специфичности процессов политической интеграции и стабилизации институциональных норм.
Согласно новому институционализму, недостаточно просто выявить специфику неформальных норм – следует раскрыть и содержание процессов, посредством которых происходят их становление, отбор и распространение (исчезновение), реализуется их воздействие в условиях крайней вариативности опыта повседневного существования.
Исследования политической культуры в неоинституцио нализме имеют свою специфику. Многофакторный подход к исторической эволюции политических институтов подводил сторонников нового институционализма к выводу, что культура имеет значение не только как некая производная от институциональных учреждений, но является некой автономной социальной структурой. Многие представители неоинституционализма разделяют мнение, что самостоятельность и независимость институтов обусловлены тем, что политика организована вокруг истолкования жизни и часто укоренена в «неэффективной» истории и культуре, что и придает институтам специфическое организационное качество и историчность. Ценности, определяющие поведение людей и используемые в практике институционального конструирования, не столько даны, сколько находятся в процессе постоянной переинтерпретации в политической деятельности. Обретая статус коллективно значимых, они могут входить в противоречие с первоначальными рациональными целями политической институционализации.
Новые институционалисты, предлагая такие концепции, как «организационная легитимность», «институциональная культура», «зависимость от пути развития», неизбежно искали новые стратегии исследования роли идеального компонента институциональной динамики. Типично стремление использовать в неоинституциональном анализе характерные для современных социологий модели
Легитимность, институциональная устойчивость и политическая эффективность находятся в противоречивой взаимосвязи. Нелегитимные с легально-рациональной точки зрения институты, опирающиеся на активность интеллектуальных сообществ, могут породить политический и экономический эффект в институциональном строительстве, и, наоборот, институциональная легитимность может стать тормозом для инноваций. Подобные методологические установки стимулируют исследование западными и отечественными политологами роли и особенностей неформальных институтов, структур сетевого мира и институтов повседневности.
Представители неоинституционального анализа обратили внимание на сложные конфигурации национальных и транснациональных институтов, где могут существовать «правильные институты» в симбиозе с «неправильными» (типично для процессов институционализации в Юго-Восточной Азии). Это актуализировало проблему специфики политической культуры подобных институциональных образований и ее роли в инновационной экономической политике.
Важным аспектом исследований стало изучение институциональной специфики политических коммуникаций, которые позволяют вывести на новый уровень исследования роли символической и коммуникативной природы институтов публичной власти, обозначенные в свое время такими исследователями, как Х. Аренд, Т. Парсонс, Ю. Хабермас, Ш. Эйзенштадт.