Теория и методология зарубежного литературоведения: учебное пособие

Доказывая приоритет письма над речью, Деррида под письмом понимает не письменность, а возможность любой записи в пространстве и времени, любую форму маркировки (жест, припоминание сна, прокладывание тропинки в лесу). Так понимаемое письмо и объявляется предшественником и источником речи.

Такого рода перевертывание оппозиций позволяет Деррида настаивать на том, что на самом деле члены оппозиций равноправны, приоритет одного из них иллюзорен и конвенционален. В действительности между членами оппозиции существуют не различия, а различения: при наличии разницы между членами оппозиции, противопоставленности по принципу первичный / вторичный между ними нет, и, следовательно, не существует центра структуры, как не существует никаких незыблемых смысловых структур. На этой почве у Деррида провозглашается отказ от познания культуры с помощью языковых структур и лингвистической методологии.

При перенесении этого комплекса идей на литературу в рамках литературной критики постструктурализма постулируется отказ от идеи структуры и твердого центра в произведении. В деятельности ряда предшествующих критических школ идея центра в литературном произведении связывалась с автором и его интенцией (сознательной или бессознательной). Постструктурализм отказывается соотносить смысл произведения с автором, связывая его рождение только с читательской деятельностью. При этом смысл произведения трактуется как принципиально множественный в бесконечном количестве его возможных реализаций.

В методологическом плане такой взгляд на произведение оборачивается, во-первых, отказом от метода структурного объяснения, во-вторых, отказом от методологии интерпретации (интерпретация критикуется как практика насильственного присвоения тексту однозначного смысла и оттого провозглашается всегда ошибочной) и, наконец, отказом от идеи метода вообще. Теоретики постструктурализма рассматривают деконструкцию не в качестве научного метода, а в качестве формы философского творчества, нацеленного на обнаружение смысловой множественности и внутренней противоречивости текста, в котором хаотически сочетаются друг с другом самые разные значения.

Сама процедура деконструкции и состоит в выявлении тех коннотативных («спящих», «маргинальных», не замеченных автором, остаточных) значений, которые оказываются в конфликте с очевидными смыслами текста. В результате деконструкции достигается эффект «диссеминации» – рассеивания смысла и лишения текста какой-либо определенной семантики. Недаром деконструкция заслужила множественные упреки за разрушение системы традиционных ценностей.

Откровенно слабое место деконструкции состоит в игнорировании целостности художественного произведения, которая подразумевает связанность и взаимообусловленность всех его элементов и, следовательно, опровергает возможность произвольной их комбинации с целью выявления «спящих» смыслов. Причем, как известно, художественную целостность не в последнюю очередь определяет именно воля автора.

§ 4. В полемике с идеей текста как эстетического объекта: семанализ Ю. Кристевой

В рамках прокомментированной логики постструктурализм отвергает идею текста как самостоятельного, замкнутого в себе эстетического объекта. Поскольку текст трактуется как переплетение множества разнородных «голосов», как своего рода «культурная память произведения» [Косиков 2000, 34], единственной формой его существования объявляется интертекст: соответственно постструктуралистской теории, текст может существовать только как интертекст.

Термин «интертекст» принадлежит Юлии Кристевой. Сама теория интертекста была сформулирована ей посредством перенесения на почву постструктурализма идей М.М. Бахтина относительно «чужого слова» и диалогичности высказывания. Так, опубликованная ей в 1967 г. знаменитая статья «Бахтин: слово, диалог, роман» представляет собой непосредственное переосмысление работы Бахтина «Проблема содержания, материала и формы в словесном творчестве» (1924).

Напомним: в этой работе Бахтин выдвигает идею о том, что писатель находится в постоянном диалоге с литературой, как современной ему, так и предшествующей. Настаивая на том, что «текст живет только соприкасаясь с другим текстом», Бахтин имеет в виду диалог между произведениями, диалог, осуществляемый благодаря интерсубъективному фактору, т. е. фактору диалогического контакта одного автора с произведениями других авторов.