Теория и практика детского психоанализа

Однако, с другой стороны, не следует думать, что эта работа слишком трудна. Я вспоминаю об одной шестилетней девочке, которая в прошлом году в течение трех недель находилась под моим наблюдением. Я должна была установить, является ли трудно поддающийся влиянию, ригидный и тяжелый характер ребенка следствием неблагоприятной наследственности и неудовлетворительного интеллектуального развития или же в данном случае речь шла об особенно заторможенном и запущенном ребенке. Ближайшее рассмотрение выявило наличие необычайно тяжелого для этого раннего возраста невроза навязчивости при весьма развитом интеллекте и очень острой логике. В данном случае весь Подготовительный период протекал очень легко. Маленькая девочка была знакома с двумя детьми, с которыми провела анализ; в первый раз она явилась ко мне на прием вместе со своей подругой, которая была несколько старше ее. Я не говорила с ней ни о чем особенном, лишь дала ей возможность привыкнуть к незнакомой для нее обстановке. Вскоре, когда она явилась ко мне одна, я предприняла первое наступление. Я сказала ей, что она, конечно, знает, почему ко мне приходили ее знакомые дети: один — потому что он никогда не мог сказать правду и хотел отучиться от этой привычки, другая — потому что она слишком много плакала и сама была обеспокоена этим. Не послали ли также и ее ко мне из таких соображений? На это она прямо ответила: «Во мне сидит черт. Можно ли достать его?». В первый момент я была поражена столь неожиданным ответом, но затем сказала, что это можно сделать, но это — не самая легкая работа. И я готова попытаться сделать это с ее участием, если она согласится выполнить то, что я скажу, даже если это будет ей неприятно. Я имела в виду, что она должна будет рассказать мне все. На минуту она серьезно задумалась и затем ответила мне: «Если ты говоришь, что это единственный способ, с помощью которого это можно сделать, то я согласна». Таким образом, она добровольно согласилась выполнять основное правило анализа. На первом этапе мы и от взрослого не требуем большего. Вместе с тем она полностью отдавала себе отчет и о продолжительности лечения. По истечении трех недель родители девочки оставались в нерешительности, оставить ли ее у меня для анализа или же лечить ее другим способом. Она же сама была очень обеспокоена, не хотела отказаться от возникшей у нее надежды на выздоровление и со все большей настойчивостью требовала, чтобы я освободила ее от черта в течение оставшихся трех или четырех дней, после которых она должна была уехать. Я уверяла ее, что это невозможно, что это требует длительной совместной работы. Я не могла объяснить ей этого с помощью цифр, так как в силу своих многочисленных задержек она не обладала еще арифметическими знаниями, хотя уже достигла школьного возраста. В ответ на это она уселась на пол и показала на узор на ковре. «Нужно столько дней, — сказала она, — сколько здесь красных точек? Или столько, сколько зеленых точек?». Я объяснила ей, какое количество сеансов необходимо для лечения с помощью небольших овалов на рисунке моего ковра. Она все отлично поняла и, приняв вслед за этим решение лечиться, приложила все усилия, чтобы убедить своих родителей в необходимости длительной совместной работы со мной.

Вы можете сказать, что в данном случае тяжесть невроза облегчила аналитику его работу. Однако я считаю, что это не так. Приведу вам в качестве примера другой случай, где подготовительный период протекал аналогичным же образом, хотя в данном случае о настоящем неврозе не могло быть и речи.