Читаем Теория игр полностью

В пятом классе мне нравилась одна девочка. У нас были соревнования по бегу. Я очень хотел победить! Обычно я приходил к финишу вторым. Первым приходил Вовка Краснобаев. Но в этот раз у него развязался шнурок. И первым пришел к финишу я.

Я! (Ходящая ходуном лебедка сотрясает здание.)

"Лечь!" - неожиданно приказываю я Галине Ивановне.

Галина Ивановна бухается на пол.

- Принять положение "упор лежа"!

Галина Ивановна подчиняется.

- Лечь! - Встать! - Лечь! - Встать! Я пытаюсь перекричать грохот лебедки.

- Лечь!

- Встать!

- Лечь!..

Груз ударяет о землю; поднимается целое облако пыли, похожее на атомный гриб. Делается тихо.

- Встать! - командую я.

Галина Ивановна медленно поднимается...

- Оправиться!

Галина Ивановна одергивает гимнастерку...

- Кру-гом!

Галина Ивановна разворачивается...

- Марш!

... Галина Ивановна стоит в дверях.

- Звонили из библиотеки, - говорю я. - Пришли новые поступления. Надо их забрать.

- Хорошо, - роняет Галина Ивановна и, описав взглядом полуокружность, скрывается за дверью.

При чем здесь "хорошо"? Подчиненный должен говорить: "Есть!" или "Слушаюсь!", в крайнем случае.

8.

Вечером меня навещает Виктория. Час назад Вольдемар умотал на симпозиум - в Хабаровск, и Виктория прямо с вокзала - ко мне.

Я помогаю ей раздеться. Цепляю на "плечики" шубку, достаю из рундука тапки...

Виктория молчит, но по ней видно, что она уже знает о моем заявлении.

"Она знает, что я знаю, что она знает..."

И так до бесконечности.

Я могу только догадываться, какие арифметические действия производятся в данный момент в этой гладко зачесанной головке.

Чистый лист бумаги разделен пополам вертикальной линией. Актив и пассив. У актива есть подзаголовок "муж", у пассива - "любовник". Или наоборот: непринципиально!

Далее идут расчеты: стр. 10 (х) стр. 20 (:) стр. 4 ... и т.д.

Внизу - баланс. Он явно не в мою пользу. Но что я знаю наверняка - так это то, каким будет финал нашей встречи.

В и к т о р и я (приподнимая вуаль):

- Умоляю! Ради нашей любви. Забери свое заявление! Несолидно? Чем объяснить? Скажи, что с тобой приключился солнечный удар. Откуда я знаю про удар? Милый мой, женское сердце не обманешь. Баба, - она нутром видит!

Я (кусая локти, маячу по комнате).

В и к т о р и я (бросает последний козырь):

- А за это я отдам тебе свое самое дорогое!

Я (устремляюсь к ее сумочке).

"Шутка!"

Ладно, сдаюсь! Ваша взяла. Терпеть не могу, когда люди унижаются. Честно говоря, мне самому это директорство, как зайцу стоп-сигнал. Больше всего на свете я ценю свободное время. Короче, уговорили! Пусть Вольдемар будет академиком, а ты ... "Академшей", что ли? К тому же, когда спишь с женой академика, поневоле чувствуешь себя ЧЛЕНОМ-корреспондентом, как минимум.

Мы пьем шампанское. Виктория не сводит глаз с экрана. Там Цезарь Калигула изголяется над новобрачными. Поставил жениха "зюзей" ("зюзя" - это буква "з", поваленная набок, попой кверху,- примеч. авт.) и пользует его куда ни попадя.

"Бр-р-р! Не приведи, господь".

Я целую Викторию...

Удивительно, что она до сих пор не коснулась цели своего визита. Она не может не понимать, что с налету такие дела не делаются. Меня надо ПОДГОТОВИТЬ.

Может быть, она считает, что решит все проблемы со мной, как говорится, уже "в дверях"?

В и к т о р и я (подкрашивая губы перед зеркалом):

- Да, чуть не забыла! Забери свое заявление, не позорься. У тебя же нет никаких шансов! Ну, все, мне пора. Пока!

Я начинаю раздевать Викторию...

Переворачиваю ее с боку на бок...

Подкладываю ей под живот подушку...

Ее выдержке можно только завидовать. Что значит, польская кровь!

"Еще Польска не сгинела!.."

(За слова не ручаюсь.)

Кстати, предлагаю идею монументального - по размерам - полотна: "Польская партизанка на допросе у "сусанинцев". В роли второго "сусанинца" Мак-Дауэлл. Подпольная кличка: "Тяжеловес". Виктория мужественно сносит экзекуцию.

"Какая выдержка! Какая потрясающая выдержка!"

От одной мысли, что я связан с этим героическим народом, пусть даже осьмушкой крови, у меня влажнеют глаза.

"Наверх, вы, товарищи! Все - по местам, - вырывается из моей груди. Последний парад наступает!.."

(К сожалению, других героических песен, тем более польских, я не знаю.)

"Врагу не сдается наш гордый "Варяг", - подхватывает Мак-Дауэлл. Пощады никто не желает!"

Нет, судя по стиснутым зубам Виктории, финал будет иной.

В и к т о р и я (уже в дверях):

- Забери заявление, "академик"!

Я лежу на спине, закрыв глаза.

- Мне пора, - говорит Виктория и начинает одеваться.

Мы - уже "в дверях". В смысле, в прихожей. Я подаю Виктории шубку, бросаю в рундук ее тапки.

Виктория стоит перед зеркалом и роется у себя в сумочке...

Финал должен грянуть с минуты на минуту.

"Да, чуть не забыла, - мысленно суфлирую я. - Забери за-яв-ле-ние!"

(Никакой реакции.)

"Забери за-яв-ле-ние!"

(Опять никакой реакции.)

"Заявление забери!" - мысленно рявкаю я.

(Черт, совсем охрип! Мысленно.)

- Это тебе, - неожиданно говорит Виктория и протягивает небольшой пакет, перевязанный шелковой лентой. - Поздравляю!

"Ах, да! Сегодня же 23 февраля. День Советской Армии."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги