Теория красоты

ЛОЖНЫЙ ИДЕАЛ. – Всякий без труда поймет достоинство правильных черт лица и стройного тела; понимание прелести мимолетного выражения выработанных жизнью черт требует внимания, симпатии и размышления. Красота Аполлона Бельведерского или Медичейской Венеры вполне очевидна для всякой пустой светской дамы или светского франта, хотя ни тот, ни другая не увидали бы ее в старом заскорузлом лице святого Петра или в седовласой «Бабушке Лоис».

Легкомысленный зритель знает, какое глубокое изучение требовалось для создания вполне правильных форм человеческого образа; дешевый восторг его обращается в тщеславную радость: он чувствует, что действительно, без всякого притворства, может восхищаться тем, что потребовало большой духовной работы художника, он торжествует, считает себя одаренным незаурядными критическими способностями и пускается в восторженные излияния по поводу «идеала», а в конце концов все это сводится к тому, что у статуи красивые икры и прямой нос.

Но даже такая пошлая погоня за физической красотой (пошлая в глубочайшем смысле, так как пошлость образованного человека не имеет себе равной), даже она была бы менее достойна презрения, если бы действительно достигала своей цели; как все односторонние стремления, она сама себе служит помехой. Физическая красота – великая вещь для того, кто умеет видеть ее; но путь, которым наши современники преследуют свой идеал, мешает им достичь его; они требуют от формы неуклонной правильности, позволяют и даже заставляют художников и скульпторов работать по мерке, изменять натуру сообразно с предвзятыми законами правильности. Такие художники, смотря на лицо, не вникают в него настолько, чтобы заметить уже данную красоту в его особенностях; они думают только о возможности переделать из него нечто совсем другое, что бы подходило к законам, ими созданным. Никогда природа не открывает красоту свою такому взгляду. Все лучшее, что у нее есть, она ревниво охраняет и прячет от всякого, кто непочтительно относится к ней. Иному художнику она готовит откровение в лице уличного бродяги, но у того, кто позволит себе исправлять ее, сама Порция выйдет пошлой, а Пердита неуклюжей.

Не менее пагубно бывает подобное отношение для обыкновенного наблюдателя. Поклонник так называемой идеальной красоты, отмененной рамками установленных правил, никогда не всматривается в черты, к ним не подходящие (да и ни в какая другие), достаточно внимательно, чтобы видеть их внутреннюю прелесть. Оригинальность сложных линий рта, чудные тени и мерцающие огоньки взора, трепещущая сетка ресниц, сложная и тонкая лепка лба, все эти признаки воплощения высшей человечности не существуют для него. Со всем своим идеализмом он возвращается вспять к своей бальной красавице, куда молодость и чувственность привели бы его не хуже любых его критических теорий.

Наблюдатель, привыкший видеть человеческие лица такими, какими Бог создал их, найдет красоту в поле не менее, чем в самом роскошном дворце, найдет ее в деревенской церкви не менее, чем во всех божественных изображениях Ватикана и Питти.

БЛАГОГОВЕНИЕ. – Мера вашего счастья и возможность совершенствования находится в прямой зависимости от степени благоговения, какую могут вызвать встреченные вами люди. Если бы вы всегда могли быть в обществе архангелов, то были бы счастливее, чем в обществе людей; если бы вам пришлось ограничиться только обществом безупречных рыцарей и прекрасных дам, счастье ваше соразмерялось бы с их благородством и красотою и с вашим благоговением перед их добродетелью. Наоборот, если бы вам пришлось жить в толпе идиотов, бессловесных, исковерканных и злых, постоянное сознание своего превосходства не сделало бы вас счастливыми. Таким образом, всякая истинная радость и возможность прогресса в человечестве зависит от возможности преклоняться перед чем-либо, а всякое несчастье и низость коренится в привычке к презрению.

В настоящее время, повторяю, нашим дурным общественным строем создан громадный класс черни, совершенно потерявшей всякую способность к благоговению и самое представление о нем.

Класс этот, весьма обширный в Европе, еще многочисленнее за пределами ее; он поклоняется только силе, не видит прекрасного вокруг, не понимает высокого над собою; его отношение ко всякой красоте, ко всякому величию – отношение низших животных: страх, ненависть и вожделение; в глубине своего падения он недоступен вашим призывам, численностью своею превышает ваши силы; его нельзя очаровать, как нельзя очаровать ехидну, нельзя дисциплинировать, как нельзя дисциплинировать муху.

Учение