Теория культуры

На уровне понятийного мышления появляются максимальные возможности освобождения познавательных форм от двух видов ограничений, неизбежных на более низких уровнях. Во–первых, преодолевается (хотя и не до конца) ограниченность познания, связанная с его субъективностью, которая относительно велика на уровне образного мышления, где в основе лежит эгоцентрическая «система отсчета», т. е. нельзя полностью отвлечься от воспринимающего субъекта (особенно если отражаются отношения между объектом и этим субъектом). Во–вторых, преодолевается такой источник ограничений, как модальность образной мысли, обязательная связь с физическими свойствами носителя информации (зрительный характер, слуховой и т. п.).

Таким образом, по мере движения от ощущения к мысли внешние формы предметов отражаются все более неполно, ограниченно, зато знание о связях и отношениях предметов становится все более полным, менее ограниченным. Этим и определяется основная функция мыслей – раскрытие сущности явлений.

Специфическим способом выражения мыслей служит язык как система условных знаков. Правда, язык не целиком условен. Слово в своем звучании может наглядно воспроизводить, изображать звучание обозначаемого объекта, и тогда оно есть безусловное выражение мысли, понятное даже не знающему данного языка. Имеются в виду слова звукоподражательного типа, обозначающие звучание и воспроизводящие, изображающие его: тик–так, ку–ку, мяу–мяу, звуки, подражающие шипению, свисту и т. п. Однако таких слов в любом языке очень мало, и их применение ограничено их собственным значением.

В искусстве специфическим способом воплощения мыслей (понятий) служат символические средства, аналогичные условным знакам.

Так, в музыке в роли символических средств могут выступать различные мелодические (реже гармонические или ритмические) обороты и целые темы, основное значение которых нельзя воспринять в достаточной мере, если не знать, какой понятийный смысл придал им композитор. Таковы, например, лейтмотивы кольца и копья в «Кольцо нибелунга» Вагнера, темы роковой обреченности (судьбы) в «Кармен» Бизе, «Пиковой даме» Чайковского, «Ромео и Джульетте» Прокофьева, темы «мирового духа» в ряде опусов Скрябина и многие другие. Одни из них созданы авторами данных произведений, другие переходят от композитора к композитору, прочно закрепившись в исторической традиции музыки.

Для того чтобы понять смысл такого рода символов, надо его знать. В опере композитор обычно помогает слушателям понять этот условный смысл, дает «подсказки» с помощью текста или действия. Так, Вагнер, связывая определенный лейтмотив с каким–либо абстрактным понятием, как бы «оповещает» об этом слушателей путем неоднократного повторения его с соответствующими словами или в такой сценической ситуации, из которой становится ясно его значение. В инструментальной музыке для расшифровки тем–символов композитор прибегает к помощи программы (произведения Листа, Чайковского, Скрябина и многих других).

Есть такого рода темы, смысл которых можно понять, лишь зная традицию их использования. Возникает вопрос, остается ли у слушателя возможность понять смысл «символического средства», если он не знает ни сценической ситуации или слов, ни программы, ни традиций?

Если бы перед нами был условный знак, примененный в реальной жизни, то никакое понимание его не было бы возможным без предварительного знания, договоренности о его значении, без вспомогательных факторов. Но в искусстве всегда присутствует эмоциональная основа, всегда сохраняется выразительность, воздействующая на воспринимающего. Любое «символическое средство», если оно есть средство художественное, имеет и экспрессивное значение.

В живописи примеры использования условных знаков (символов) для непосредственного воплощения мыслей (понятий), отвлеченных абстрактных идей чрезвычайно характерны для ХХ в., искусство которого отличается, по выражению А. Гулыги, «максимальной интеллектуализацией».

В широко известном «Черном квадрате» К. Малевича элементарные, простейшие основы живописи осмысливаются как первоосновы сложного соотношения формы и цвета, но полотно характеризует переход к принципиально новым формам постижения мира, когда художник, прорываясь в космическое осмысление Вселенной, задолго до космических исследований вторгается в такие понятия, как «черная дыра», космические пространства.

Концентрируя в себе бесконечное всемирное пространство, картина «Черный квадрат», безусловно, отражает всеобщие закономерности, присущие миру. Это новый язык мышления в формах и красках, но не метафорический, как мы привыкли его традиционно воспринимать, а система абстрактных средств, призванных отразить отвлеченное содержание. Правда, рождаются эти средства на основе реальности, вырастая из изображений. Последующие работы направления, названного Малевичем супрематизмом, продолжили идею преодоления земного притяжения не иллюзорными средствами, а на основе движения форм.