Теория квантовых состояний

— Ну с чего ты, Кать, взяла, что я его не подпускаю? С Толей у меня самые близкие на кафедре отношения. Очень хорошо я к нему отношусь, нравится мне Толя, и я совершенно никого не рассматриваю в его роли в нашем исследовании. Могу даже больше сказать, если бы был со мной здесь такой же как я, то ничего бы не вышло. А с Толей мне совершенно свободно, отвечаем за смежные ограниченно пересекающиеся области, — я тут вдруг подумал, что все то, что говорила мне Катя, не могло быть обусловлено одними только нашими редкими встречами на троих. — А ты с Толей встречалась что ли? Он тебя попросил поговорить со мной?

Я увидел, что Катя смутилась от этого моего вопроса. Она снова зарумянилась, после бледности, в которую вернулась после ухода Анатолия.

— Да, он меня после работы проводил недавно. Толя переживает сильно, не всегда, говорит, понимает, где можно тебе помощь предложить, а где нельзя. На тех физике говорит какой-то инцидент был у вас, где он опозорился что ли.

Я помнил эту историю. Мы с Анатолием ходили на кафедру "Технической Физики" и разбирали там наши математические модели с коллегами. Ну и Толя перепутал там классический детерминированный подход и квантовый, вероятностный. Но я не заметил тогда, чтобы особенно он переживал, так, посмеялись все вместе и продолжили. А, оказывается, даже поделился с Катей при встрече. Как много все-таки человек носит внутри, пряча от остальных.

— Да ничего там серьезного не было, — сказал я. — Так, спутал формулу одну.

— Тебе может и ничего, а он переживает сильно. Кажется ему иногда, что не воспринимаешь ты его как равного себе, со снисхождением каким-то относишься. Я тебя хорошо знаю, никакое это не снисхождение, это манера твоя такая, черта характера дурацкая, в которой вот есть ты и твои мысли, а там, отдельно, все остальные. А то, что остальные переживают, не могут к тебе подступиться и отчаиваются порой — тебе незаметно это.

Она перевела дух. В разговорах, мы с Катей иногда забредали на территорию, которая осталась неприятным тягостным воспоминанием для нас обоих. Договорились мы этого не делать, но вот время от времени проскальзывало.

Я молчал и Катя продолжила:

— Я только хочу сказать, чтобы ты был повнимательнее что ли к нему. Вы друг другу очень нужны, и Толя тебе нужен не меньше, чем ты ему. Я уверена вас двоих ждет успех, — она вдохнула воздух, и улыбнулась, как бы сбрасывая тяжелый дух разговора. — А там может и я подтянусь со своей фармакологией. Так и знай, Борька, что первым применением после кибернетики, должна обязательно стать медицина! Прямо чувствую, что вы к памяти человеческой подбираетесь со своими исследованиями.

Она встала и по-женски изящно положила свои салфетки в урну. Я тоже поднялся. Порывистый ветер гонял по дорожкам листья.

— Ты хрустальный как будто, Борь, — Катя снова заговорила серьезно. — Не знаю даже как объяснить. Есть в тебе таинственность и безразмерная глубина. Если честно, боязно даже прикасаться к тебе иногда, заговаривать с тобой. Но долго вот так, не прикасаясь, — тяжело.

Мне показалось в ее глазах блеснули слезы. Я захотел что-то сказать, но вязко было у меня во рту, не знал я, что в таких случаях говорят. Неправильный какой-то завязался у нас с Катей разговор.

— Я тебя услышал, Кать, — сказал я. — Повторю, что Толя мне в моей работе важен и я обращу внимание, если где-то ненамеренно мог его задеть.

Я взял ее за руку повыше локтя. Сквозь мягкий шерстяной рукав ее пальто я почувствовал тепло ее предплечья.

— Не переживай, — продолжил я. — Все будет хорошо. Память — отличная подходящая тема.

Она накрыла мою ладонь своей, узкой. Потом кивнула прощательно и зашагала прочь, к своему университету.

Я постоял еще какое-то время смотря ей вслед. Потом посмотрел на часы. Выходной неумолимо заканчивался. Я вздохнул и пошел по направлению к входу в здание университета. А потом, передумав, свернул и потопал к автобусной остановке, домой.

Глава 4. Никанор Никанорыч на кафедре

Вторник мой промчался стремительно. У меня были две подряд учебные пары, по час двадцать, перерыв, а потом я принимал студентов в аудитории с их курсовыми и вопросами. Статистика показывает, что октябрь по-прежнему остается одним из наименее популярных студенческих месяцев. Студент любит оттянуть все, связанное с ответственной работой, к концу семестра, чтобы потом в едином слаженном порыве успешно отстреляться по всем долгам сразу. На практике срабатывает только первая часть бестолкового этого плана, а именно собирание хвостов по учебе в большой, неподъемный клубок. Дальнейшее же, связанное с могучим волевым порывом — проваливается. Так и торчат задолженики в коридорах днями и ночами, начиная с последних недель семестра до окончания сессии. Ищут, объясняют, выклянчивают снисхождения. Где ж вы были, ребята, в октябре, в ноябре, когда погода стояла отвратительная и словно бы сама природа упрашивала вас сосредоточиться на учебе, на курсовых, на пропущенных лабораторных работах.