Теория литературы

Тургеневскому творчеству Михайловский посвятил статью «О Тургеневе» (1883). Он относит писателя к «людям мысли 1840-х годов», которые никогда не были ни «гонителями истины», ни «гасителями света». По своим убеждениям, как полагал философ, И.С. Тургенев был западником, хорошо знавшим европейскую культуру и никогда не разделявшим радикальных социальных идей. Только в «Записках охотника» он обнаруживает слабый социальный протест. Тургенева он считает писателем европейского и мирового масштаба, давшим общечеловеческие типы характеров, понятные любому европейцу. В произведениях Тургенева только обстановка была русской, в отличие, например, от Гоголя, воссоздавшего истинно русские типы. Все мастерство Тургенева теоретик сводит к изображению двух типов, в которых отразилась «художественная натура» писателя: эти типы – Дон Кихот и Гамлет. Симпатии писателя при этом на стороне Дон Кихота. Тем не менее, полагает Михайловский, нужно быть очень большим художником, чтобы так блестяще, как это сделал Тургенев, изобразить «несколько новых вариаций» мировых образов. Михайловский считает необходимым отметить в связи с общей оценкой творчества Тургенева, что одно дело – изображать «новых людей» и совсем другое – «пропитать» свое творчество «скорбями Родины».

С большой симпатией относится Михайловский к творчеству В.М. Гаршина, которому посвящает статьи «О Всеволоде Гаршине» (1885), «Еще о Гаршине и других» (1886). Здесь отмечается, что Гаршин не стремится украшать повествование сложными, надуманными сюжетными ходами, может быть, «слаб» в творческой фантазии («выдумке»), хотя не исключено, что это сознательное уклонение от «выдумки». Излюбленный художественный прием Гаршина – два параллельных дневниковых повествования, хотя и не всегда удачных, – обеспечивает диалогизм в решении нравственных и других проблем и как бы исключает необходимость в «подробностях» изображать, например, отношения героя и падшей женщины или сцены убийств. Михайловский ценит произведения Гаршина за их содержание, в котором отражаются общественные вопросы, а не… банальные любовные сюжеты. Источник пессимизма творчества Гаршина он видит в положении человека, «одинокого в толпе». Гаршин, по утверждению философа, озабочен все теми же «роковыми» для России вопросами: «Кто прав?» и «Кто победит?»

Одним из близких Михайловскому писателей по духу был Г. Успенский, с которым философ находился и в дружеских личных отношениях. Его жизни и творчеству он посвятил большую статью «Г.И. Успенский как писатель и человек», первый вариант которой написан в 1888 г. Доработанный вариант статьи был опубликован в 1904 г., уже после смерти писателя. Михайловский относит Г. Успенского к той группе («гнезду») молодых русских писателей, которая вышла на сцену, когда завершился этап либеральных иллюзий, порожденных реформами Александра II.

В отличие от своих предшественников, писателей старшего поколения (Тургенева, Гончарова, Островского), молодые писатели Ф.М. Решетников, Н.Г. Помяловский, В.А. Слепцов, А.И. Левитов, Н. и Г. Успенские изображали в своих произведениях не дворянские поместья, а мещанские домишки и мужицкие избы, т. е. другие слои русского общества. Г. Успенский близок Михайловскому тем, что он, по словам теоретика, ест «хлеб, заработанный служением обществу», в частности тем, что в своем творчестве «спустился в мужицкую избу».

Главным признаком прозы Г. Успенского Михайловский считает ее содержательность, яркую заинтересованность предметом изображения: по его словам, писатель пишет «кровью сердца», «живет с пером», и корни его творчества – в «живой жизни». Он видит в мужике брата, изображает конфликт новой мысли с дореформенным порядком. Философ отмечает при этом такие очерки и рассказы Г. Успенского, как «Хочешь не хочешь», «Без своей воли», «Смотри в оба», «Разоренье». Михайловский заключает, что совесть писатель считает «обязанностью человека, а честь – правом». У него нет ни преклонения перед Западом, ни национального мистицизма. Он противопоставляет «власти капитала» «власть земли», которая спасет русского мужика от буржуазных грехов. В то же время он отделяет в русском мужике «зерно от шелухи». Изображение страдания совести – третья позиция в русской литературе, наряду с изображением, с одной стороны, идеала, а с другой – полного нравственного падения. Эту третью позицию вполне сознательно выбрал для себя Г. Успенский. Михайловский утверждал, что Г. Успенского не интересовали проблемы художественной формы. Более того, он полагал, что писатель испытывал «презрение» к форме, характеризовавшее как результат, так и сам процесс его творчества.