Теория лжи

И отрешен от земнородных был;

Кто больше ангелов искал в мечтах

В состав природы влиться духом властным,

Творя, стать жизни божеской причастным, —

Как я наказан в том порыве страстном:

Громовым словом я повержен в прах!

Нет, я тебе не смею быть подобен.

Тебя привлечь, заклясть я был способен,

Но был не в силах удержать в руках.

Я был в миг дивный необъятно

Столь мал и столь велик собой!

Ты грозно вверг меня обратно

В удел безвестности людской.

Научит кто? Чем грозны дали?

Мечты я должен ли задуть?

Ах, самые дела, как наши все печали,

Нам заграждают в жизни путь.

Небесное, к чему нага дух стремится,

Все дальше, дальше гонится земным;

Когда житейских благ нам удалось добиться,

Мы лучшее обманом, тенью мним…

Боб читал так громко, что, похоже, прислушались даже шумные соседи по привокзальной жизни. Потому что, как только он чуть примолк, оттуда раздались аплодисменты и крики:

— Браво! Браво, Артист!

— И правда здорово! Спасибо! — улыбнулся Федор и спросил: — А почему они называют вас артистом?

— Это правда, чистая правда… — скромно опустив глаза, вздохнул Боб. — Я долгое время служил в театре. Я сыграл много разных ролей, но потом жизнь повернулась ко мне, как говорится, задом… Но нет худа без добра. Зато я встретил Маргариту Васильевну. Мою Маргариту.

— Вы очень талантливы! — похвалил его Смит.

— Вам правда понравилось? — расчувствовался Боб. — Я сегодня обязательно прочитаю этот монолог Маргарите.

И тут они все вместе глянули на Лэсли. Бедная собака растребушила рюкзак и вытащила-таки оттуда лоток с ужином. В мгновение ока обе котлеты оказались у нее в пасти.

— Ну вот… — произнес Боб, подняв на гостей светло-голубые, почти прозрачные глаза. — Опять мне быть нахлебником у Маргариты.

— Я сейчас еще принесу, — поспешил сказать Смит, направляясь к вокзалу. — Только вы меня подождите, хорошо?

Боб же уселся на траву и, поглаживая Лэсли, которая после сытного ужина с удовольствием положила ему морду на колени, грустно затянул довольно приятным хрипловатым баритоном:

По разным странам я бродил,

И мой сурок со мною.

И сыт всегда, везде я был,

И мой сурок со мною,

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною.

Господ немало я видал,

И мой сурок со мною.

И любит тот, кого я знал,

И мой сурок со мною,

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною.

Девиц веселых я встречал,

И мой сурок со мною.

Смешил я их, ведь я так мал,

И мой сурок со мною,

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною.

Прошу я гроги, за песнь мою,

И мой сурок со мною.

Попить, поесть я так люблю,

И мой сурок со мною,

И мой всегда, и мой везде,

И мой сурок со мною…

И опять оттуда, где пировала веселая компания, донеслись аплодисменты.

И тут из темноты вынырнула тоненькая фигурка. То была невысокая женщина с ярко-голубыми глазами, в белом легком платье и белой шляпе с огромными полями.

— Вот она, вот она, моя Королева! — вскочил Боб.

Он схватил ее облаченную в ажурную перчатку руку, наклонился, поцеловал и поспешил представить:

— Вот это и есть та самая Маргарита Васильевна.

Маргарита Васильевна едва заметно кивнула и нежным, чуть капризным голосом проворковала:

— А Лэсли, что же твоя Лэсли меня не приветствует?

— Да, Лэсли, это совсем, совсем на тебя непохоже.

Федор первым отыскал взглядом в темноте бедную собаку. Та отползла к забору, где, тихонечко скуля, билась в конвульсиях. Федор, не на шутку испугавшись, стремглав бросился к зданию вокзала, прыгнул в такси и назвал свой адрес квартиры, которую снял, чтобы переночевать.