Теория механизмов и души (СИ)

   Кровь пошла ртом, разбавляя боль привкусом солёного железа. Мужчина с равнодушными глазами брезгливо поджал губы и отступил на полшага -- не хотел испачкать светлые штаны и рубашку. Проследил взглядом траекторию падения моего умирающего тела ровно с таким выражением, с каким переходящий улицу пешеход провожает проезжающий мимо мобиль.

   -- Почему так долго? -- мгновенно забыв о лежащей у ног женщине, спросил он того, второго, который воткнул нож и который по-прежнему оставался невидим.

   -- Небольшая заминка с транспортом, -- отозвался изумительно красивый, мягкий и бархатистый баритон, заполнил своим звучанием звенящее и кружащееся пространство. Такой голос был создан, чтобы очаровывать женские умы, сводить с ума ласковыми словами и порабощать волю вкрадчивым шёпотом. Он просто не мог принадлежать хладнокровному убийце, это было настолько же дико, настолько же неправильно, что я почти сумела открыть рот и высказать вслух своё возмущение. Хотя, наверное, это "почти" мне просто почудилось... -- Я здесь уберу, -- мягко мурлыкнул баритон где-то в навалившейся гулкой темноте, и я умерла.

   Открыв глаза, поначалу долго не могла сообразить, кто я вообще такая, где нахожусь и что происходит. Воспоминание о собственной смерти было настолько отчётливым, настолько ярким и подробным, что казалось более реальным, чем ощущение подушки под головой и знакомые запахи спальни.

   Я выпростала руку из-под тонкого одеяла, ощупала лицо, слегка ущипнула себя за нос, после чего села и огляделась по сторонам. Часы показывали почти девять, и я долго их рассматривала, пытаясь понять -- девять утра или вечера, и вообще, какой сейчас день?

   -- Может, мне уже пора лечиться? -- тоскливо пробормотала в пространство и отбросила одеяло, чтобы подняться с кровати. Опять мокрая сорочка, опять тяжёлый мутный осадок в душе, причём гораздо более концентрированный, чем в прошлые разы. Я думала, впечатления прошлых кошмаров были пугающе реальны? Ха, да с нынешним они не шли ни в какое сравнение!

   Может быть, потому, что в замкнутом пространстве неподвижного механического тела разум оставался жив, у него оставалась надежда на спасение, на чужую руку, которая повернёт ключ, и, в пику моим собственным вчерашним мыслям, эта надежда согревала? Может, потому, что падение оборвалось за мгновение до встречи с землёй? А сейчас я помнила, как умерла, и заставить разум забыть этот обман было чудовищно сложно.

   Я очень долго стояла под душем, то обжигая себя почти кипятком, то -- самой холодной водой, какую способен был выдать кран. Последняя, впрочем, была скорее еле-тёплой, чем действительно холодной: подземные источники, из которых все жители Тёмной стороны берут воду, тоже подогреваются вулканами.

   Тело не верило. Всё казалось, что это -- предсмертные видения угасающего разума, и чудилось, что звуки, запахи, ощущения притуплены и тусклы, как полустёртая фотокарточка.

   Избавиться от гадостного осадка так и не удалось, и я вышла из ванной в угрюмом и очень подавленном настроении. Одолевали мрачно-философские мысли о бренности бытия и несовершенстве человеческого разума, и я пыталась отвлечься от них анализом событий кошмара.

   Если первый сон легко было привязать к искре и в самом деле списать на предчувствие, второй -- объяснить вполне естественными причинами, то сегодняшний лежал за пределами моего понимания. Ничего даже близко похожего мне никогда не снилось! И потрясающая реалистичность сна в этом смысле меркла на фоне его сюжета. Даже очень постаравшись, я не могла придумать, чем объяснить подобные выверты собственного подсознания! И волей-неволей задумывалась, а что, если я наблюдала некие реальные события, мистическим образом забравшись в голову незнакомой женщины? Ведь взялось же откуда-то это ощущение двойственности восприятия, и роль стороннего наблюдателя её неплохо объясняла.