Теория шести рукопожатий

«Многие из его падений, после которых он вскакивал с криком «Я не ушибся!», синяком под глазом, разбитыми губами и красным лицом, были испытаниями для его оптимизма, – отмечает биограф Шоу Майкл Холройд. – Последующая хирургическая операция сама по себе была жизненным опытом. Каждый принятый им удар был очком в пользу того или другого из его увлечений. После одного страшного падения (холмы, облака и фермы завертелись, как перед глазами у пьяного) он написал: «Все-таки я пока не вполне убежден, что не погиб. Никто, кроме вегетарианца, не уцелел бы. Никто, кроме трезвенника, не сел бы на велосипед меньше чем через полгода». Бесстрашно прокрутив педали четыре года, Шоу смог заявить: «Выйди я на боксерский ринг, мне бы в целом досталось меньше, чем на велосипеде».

Однако неумение ездить на велосипеде ничуть не мешает ему применять велосипед в интеллектуальных пропозициях. «У человека, обучающегося езде на велосипеде, нет никаких преимуществ в борьбе за существование перед тем, кто ходит пешком, – совсем наоборот, – пишет он в «Назад к Мафусаилу». – Просто он приобретает новое умение – автоматический, бессознательный навык – единственно потому, что стремился к этому и не оставлял усилий, пока не овладел этим навыком. Но когда ваш сын, в свою очередь, садится на велосипед или пробует кататься на коньках, оказывается, что он ничуть не унаследовал вашего умения – как не появился на свет с бородой и в цилиндре»[124].

Другой гость в доме Уэббов – двадцатитрехлетний Бертран Рассел, молодой многообещающий философ, который недавно женился на американке Элис Пирсолл Смит, наследнице состояния. Впоследствии он тоже будет использовать велосипедный пример во всевозможных философских рассуждениях. В труде «Об образовании» (1926) он утверждает, что, учась ездить на велосипеде, человек переходит от страха к навыку, а это, прибавляет он, «ценный опыт»; в «Очерке философии» (1927) он сравнивает освоение речи с освоением велосипеда; а в «Анализе сознания» (1921) на примере велосипеда подчеркивает различия между инстинктом и навыком, делая такое наблюдение, что любое животное инстинктивно умеет употреблять пищу, но «никто не умеет инстинктивно ездить на велосипеде, хотя после обучения необходимые движения приобретают такой же автоматизм, как если бы были инстинктивными».

Но так ли это? В тот солнечный сентябрьский день судьба, похоже, вознамерилась доказать противоположное: что необходимые для езды на велосипеде движения навсегда останутся совершенно недостижимыми по меньшей мере для одного из этой пары.

Двое тощих интеллектуалов отправляются верхом на великах по раскатистым холмам Монмутшира. Вскоре Бертран Рассел немного вырывается вперед и останавливается посреди дороги, читая указатель, чтобы понять, в какую сторону им ехать. Шоу мчится к нему, отвлекается от дороги и врезается прямо в неподвижно стоящего Рассела.

Шоу взлетает в воздух и приземляется на спину, по эмпирическим прикидкам Рассела, «в двадцати футах от места столкновения». По своему обыкновению, Шоу встает, делает вид, что ничего не случилось, и снова садится на велосипед, который, как и он, оказывается чудесным образом невредимым.

А вот о Расселе нельзя сказать того же. «К счастью, Рассел даже не поцарапался, – рассказывает Шоу другу и хулигански прибавляет: – Но его панталоны погибли». Велосипед Рассела тоже в ужасном состоянии и больше не пригоден к эксплуатации. О своем обидчике Рассел говорит так: «Он встал совершенно невредимый и продолжил путь. А мой велосипед был всмятку, и мне пришлось возвращаться на поезде»,

Поезд движется очень медленно, поэтому Шоу легко удается его обогнать. Он никогда не колебался пожертвовать тактом ради шутки, и в этот раз он заезжает на все станции по пути следования поезда и просовывает голову в вагон, чтобы поиздеваться над Расселом. «Подозреваю, он считал весь инцидент доказательством того, как хорошо быть вегетарианцем», – вспоминает Рассел шестьдесят лет спустя.

Их отношения так никогда полностью и не восстанавливаются, хотя ни шатко ни валко продолжаются в течение примерно полувека[125]. Рассел заключает: «Когда я был молод, мы все старались показать, что не считаем себя лучше окружающих. Шоу эти старания казались утомительными, и он бросил их еще при самом своем появлении на свет. Мое восхищение имело границы… У умных людей в обычае было говорить, что Шоу не то чтобы необычайно тщеславен, а необычайно искренен. Позднее я пришел к выводу, что это заблуждение».