Хелен Келлер по-прежнему встречает уважение везде, куда бы ни шла. Подруга отводит ее на встречу с гранд-дамой современного танца, электризующей Мартой Грэм. Грэм сразу же увлекает, по ее собственному выражению, присущее Хелен «благодатное принятие жизни» и потрясает ее фотографическая память. Они становятся подругами. Уже вскоре Хелен становится регулярной гостьей балетной студии. Складывается впечатление, что она следит за ногами танцоров и каким-то образом умеет определять, в какую сторону они движутся. Марта Грэм заинтригована. «Она не могла видеть танца, но была способна воспринять его вибрации своим телом».
Сначала Марте Грэм трудно разобрать, что говорит Хелен, но вскоре она привыкает к ее «чуднуму голосу». В один из визитов в студию Хелен говорит:
– Марта, что такое прыжок? Я не понимаю.
Грэм трогает этот простой вопрос. Она просит Мерса Каннингема, танцора из своей труппы, встать у станка. Марта подходит к нему сзади, говорит:
– Мерс, будь очень осторожен, я кладу на тебя руки Хелен, – и опускает руки Хелен Келлер ему на пояс.
Каннингем не может видеть Келлер, но чувствует обе ее руки на талии, «такие мягкие, словно крылья птицы». Все в студии замирают, не сводя глаз с них обоих. Каннингем подпрыгивает, и руки Келлер взлетают вместе с его туловищем.
«Ее руки поднимались и опускались вместе с Мерсом, – вспоминает Марта Грэм в глубокой старости. – Выражение любопытства сменилось радостью. Ее руки поднимались в воздух, и было видно, как на ее лице растет восторг».
Каннингем продолжает невысоко подпрыгивать на очень прямых ногах. Вдруг он чувствует, что пальцы Келлер, все так же касающиеся его талии, начинают едва шевелиться, «как бы трепетать». Впервые в своей жизни она переживает танец.
– О, как это чудесно! Как это похоже на мысль! Как же это похоже на разум! – восклицает она, когда он останавливается.
Хелен Келлер и Марта Грэм вместе появляются в документальном фильме «Непокоренная» в 1953 году. Келлер в своей обычной шляпке стоит посреди танцоров, «ощущая» танец, в то время как Грэм и ее труппа кружатся вокруг нее. На лице у Келлер экстаз.
Почти полвека спустя Марта Грэм, которой теперь уже 96 лет, диктует автобиографию. Руки ее скрючены артритом. Она вспоминает Хелен Келлер, умершую более двадцати лет назад, как «самую отважную женщину, которую я когда-либо знала». И потом она вдруг понимает, почему в 1950-х годах Хелен так волновали визиты в ее студию.
«Слово «и» неотделимо от танца, с него начинается большинство упражнений и па. Оно ввело ее в мир вибраций. А ее жизнь обогатила нашу студию. И как бы завершая круг, все наши занятия танцем начинаются с того, что преподаватель говорит: «И-и… раз!»
МАРТА ГРЭМ лишает дара речи МАДОННУ
В 1978 году у Марты Грэм весьма солидная репутация. За свою карьеру она танцевала перед восемью президентами США в Белом доме и почти столько же поставила в тупик[10]
.У ее творчества примерно одинаковое количество обожателей и ненавистников. Техника Грэм, которую преподают в школе, основанной ею еще полвека назад, напряженная, взрывная, откровенная. Она убеждена, что балерины должны «танцевать от влагалища». Один из ее приверженцев объясняет: «Марта исходила из того, что любовный акт – это акт убийства».
В возрасте восьмидесяти четырех лет она сохраняет свирепый нрав, вспыхивая и успокаиваясь на ровном месте. Бывало, что в ресторане перед уходом она в гневе сдергивала скатерть со стола, так что все летело на пол. В последнее время ее лишь изредка видят в школе; правда, ходят слухи, будто она всегда присутствует там неким взыскательным призраком.
Девятнадцатилетняя Мадонна Чикконе только что первый раз в жизни летала на самолете. Она прибывает в Нью-Йорк из штата Мичиган с 35 долларами и мешком трико для танцев с намерением стать знаменитой танцовщицей. Она велит таксисту отвезти ее в самый центр, и он высаживает ее у Таймс-сквер.
Она отправляется на прослушивание в танцевальную труппу, но терпит неудачу. Ей говорят, что у нее есть драйв, но не хватает техники, и советуют поступить в танцевальную школу Марты Грэм. Не проходит и дня, как она записывается в группу для начинающих и устраивается на работу в ресторанчик быстрого питания, чтобы платить за учебу.
«Мне там нравилось. Студии были спартанские, в минималистском духе. Все разговаривали шепотом, так что было слышно только музыку и преподавателя, а преподаватель говорил с тобой только если ты облажалась, а там облажаться было довольно просто. Это сложная техника, научиться ей трудно. И тяжело физически, так что лодырям там не место… Одно время у меня была фантазия, что я ухожу в монастырь. Так вот в студии я как нигде в жизни приблизилась к монашеской жизни».