Теория стаи

При предоставлении себя бесу национальной предубежденности ради оправдания своего бездействия и даже закапывания полученного таланта (дара иных языков) особенно соблазнительно думать, что якобы есть разные толпы — мол, иерусалимская толпа все-таки не настолько тупа, как галилейская, самарийская, десятиградская или скифская, и, следовательно, ей проповедовать смысл есть. (Кроме того, такое искажение действительности оправдывает порочное влечение к власти над преклоняющейся толпой.) Ан нет, суть толпы повсюду одна и та же. И в Галилее, и в Самарии, и в Галааде, и даже в самом императорском Риме. Что Христос и демонстрировал взятым в лодку ученикам.

Ради того, чтобы преподать эту истину, Он в их присутствии говорил, повернувшись лицом к толпе, надеющейся на дозу «слова Божия», но обращался на самом деле к ученикам (такой прием обучения встречается не только в наше время, но, очевидно существовал и в прежние времена — «нет ничего нового под солнцем» [Еккл.] — скорее всего, в еще более утонченных формах), чтобы ученики впоследствии, беседуя после дня Пятидесятницы с новокрещенными из разных городов и местностей, критически осмысливали судьбы присоединившихся и делали выводы, и понимали, что желание проповедовать толпам — от бесов, а потакание этому соблазну — сатанизм. (А как же, возникает вопрос, Нагорная проповедь, о которой также принято считать, что слова ее предназначались для собравшихся масс людей? Странная вера, в особенности если учесть, что и в аудитории, намного более малочисленной, состоящей из людей, посвящающих свое время религии, остаются непонятыми слова, стократ менее концентрированные, чем слова Нагорной проповеди. Скорее всего, Христу было необходимо в самом начале Своего служения громогласно — перед учениками и всей Вселенной — произнести Свой Символ Веры, а толпа здесь была не более чем свидетелем.)

Но как бы то ни было, очевидно, что толпа с берега Геннисаретского озера была носителем двух противоположных внушений: одного, мощного, — от изгнанных бесов, что Иисус есть долгожданный (в их понимании) Мессия, Христос, Сын Божий, Спаситель; и второго, послабее, от раввинов — что Он не Христос и не Сын Божий.

Носители противоположных внушений волей вождей управляемы вдвойне (серьезней деструктурирование сознания), поэтому нисколько не удивительно, что толпа из синагог сначала поддерживала Савла (будущего апостола Павла), пока тот был гонителем Церкви и предавал верующих Христу смерти, и оставалась мертвой и антихристианской и дальше. Но вот стоило апостолам послужить своей гибелью… И толпа, по внушению бесов, «обратилась» в «христианство». В то «христианство», которое было выгодно бесам. Змеею, без усилий преодолевая национальные барьеры, молниеносно, как в таких случаях бывает, расползлось по планете, заполоняя целые страны и поглощая целые народы, временами становясь зверем или принимая его образ…

Всех этих картин будущего Знающий конец от начала Господь Иисус, глядя на толкающуюся у берега толпу, напор которой сдерживала только вода, не мог не видеть. Сын Божий говорил, повернувшись в сторону берега, но видел Он не только скопище конкретных налогоплательщиков, которые еще не успели сойти в могилу, но, главное, — другие беснующиеся толпы, которые разжигали инквизиционные костры, вооружившись, сбивались в колонны крестоносцев — якобы для «благовествования» — или старились на церковных скамьях в размышлении о карьере. (Об этом двойном виденьи Христом происходящего с лодки — именно в этом эпизоде — великолепно, кстати, всего в трех-четырех строках, написала христианская писательница Елена Уайт в своей, возможно, лучшей книге «Желание веков»! Никак, по своему обыкновению, не обосновывая свое умозаключение.) Но в веках Господь видел также и тех, кто из этих толп вырвался и не участвовал в их злых делах: ни во время беснований толпы, ни во время ее «тихого» существования — как и Симон Киринеянин, эти родившиеся от смерти в жизнь нисколько не обольщались насчет сущности толпы.

Более не обольщались относительно толпы и ученики Христа, во всяком случае, ко времени написания Евангелий. Не случайно в своих текстах, описывая события с участием толп, вечно теснивших Христа, они использовали слово ohlos. В переводе это слово означает: чернь, толпа, вообще множество, скопище, сборище; а также: докучливость, тягость, беспокойство, хлопоты, суета.