Теория стаи

Время тогда было такое, что внушалось, что все люди равны, прежде всего в своих внутренних устремлениях, естественно, в основе своей благородных, только некоторые якобы что-то недопонимали;им объясни — и они исправятся. Я в это равенство веровал искренно, однако с одними из класса сходился, а с другими — нет. С «дипломатами» я не сходился — ну никак. А вот учился у нас сын крупного спекулянта — подпольного, разумеется, тогда это было уголовное преступление, тянуло лет, помнится, на восемь с конфискацией имущества, — так он с «дипломатами» сходился прекрасно. А вот со мной — нет.

Все евреи прекрасно совмещались с этим спекулянтско-дипломатическим кругом. Кроме разве что одного — того самого, что мне запрещенное Евангелие дал, когда мне было лет пятнадцать, — он единственный сейчас в России. Остальные — уехали, хотя в Израиле нет ни одного. Эстетические предпочтения у них и в школе были монолитные — «внутреннические», естественно.

Да, были в классе и такие, с кем я сходился, и кто сходился со мной. И, на удивление, из этих трех-четырех одноклассников двое были из первого поколения потомков иммигрировавших в Россию. Один — упомянутый серб, а другая — дочь русского доктора наук и испанки. Тогда, перед Великой Отечественной, когда гитлеровцы вторглись в Испанию, чтобы решить исход гражданской войны, не-«внешники» вынуждены были бежать или хотя бы отправить своих детей за пределы Испании — одни выбрали Америку, другие — Россию. Так вот, мать этой «испанки» была из тех детей, которых родители отправили в Россию. Видимо, последняя неугодническая кровь, которая в XIV веке не ушла в Сербию от инквизиции. Так что с «испанкой» я, как и с сербом, сходился. С двумя иммигрантами из двух! Все сто процентов. Хотя статистика для доказательства ничтожная, тем не менее, странность угадывается.

Сходился я не с иностранцами, а именно с иммигрантами, переехавшими в более бедную с точки зрения их жизненного опыта Россию (вообще, о тех, кто приезжает в Россию ради выгоды, речь не идет). С иностранцами мне приходилось много и по разным поводам работать, начиная со студенческих лет. Несколько венгров, например, было в нашей студенческой группе. А с немцами, венграми и болгарами строил БАМ в интернациональном студенческом стройотряде. Болгарки были шлюховаты, давали всем подряд — кроме русских. Это было даже предметом шуток. Венгры и немцы, союзники по Второй мировой против нас войне, мне по молодости казались разными. Венгры — услужливы. А немцы, мягко выражаясь, — хамоваты. Это я теперь только понимаю, что услужливость и хамоватость — противокачания одного и того же садомазохистского маятника. Так что не могли венгры и немцы не быть против нас союзниками. С этими «внешниками» я не сходился тесно, так же, как и с одноклассниками-«внутренниками». Как, впрочем, и с прочими разными турками и американцами.

Идеологи, которые при социализме лишь из-за границ России позволяли себе вещать, что Россия — это такая страна, из которой все «нормальные» только и мечтают что уехать (чтобы можно было остаться, надо народ поменять, вариант — «возродить»), теперь это делают и с главной телебашни страны, построенной на месте «внутреннического» села-предателя Останкино, и, вообще говоря, в своей оценке России искренни. Подобное — к подобному, рыбак видит издалека только рыбака, так что из того, что идеологи-останкинцы вокруг себя видят одну только дрянь — закономерно.

А вот мой круг общения иной — противоположный. Я не только встречался с десятками людей, которые лично или в своих предках, в ущерб материальным интересам уходили в Россию, — но они мне всегда помогали.

В разное время и в разных городах мне, например, очень помогли два чеха, потомки последователей Яна Гуса, от предков, очевидно, на уровне подсознания лучшие традиции древности унаследовавшие; ныне оба — низовые до полной незаметности адвентисты. Один из них десять лет проработал в Америке в исследовательских лабораториях, — а потом ушел в Россию (предсказанный Еленой Уайт исход американцев? или просто заблудившийся чех?), где, по понятным причинам не получив доступа в исследовательские институты, был счастлив на физической работе. Я пока в его доме по его приглашению жил, все его спрашивал: почему? ведь толпы рвутся в противоположном направлении! не сюда, а отсюда — в Америку?! — но он от ответа уходил, отделывался недомолвками, дескать, понимаешь, парень, Россия… Но я тогда его ответа не понял…