Наши отношения начались со вспышки страсти и все никак не закончатся. Моя эмоциональная закрытость каким-то странным образом отвечала той части ее души, которая уже никогда не сможет полюбить другого мужчину так же, как погибшего мужа. Мое отсутствие и отчужденность легче воспринимаются вдовой, которая пережила самое страшное отсутствие любимого человека. И тем не менее я боюсь отдалиться от нее слишком сильно и не заметить этого. Как корабль, который незаметно дрейфует с постепенно натягивающейся якорной цепью, пока в один прекрасный день цепь не лопается, казалось бы, совершенно неожиданно.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете, — говорю я Джиллиан.
— Знаю, — отвечает она.
Но достаточно ли ей такой моей любви? Я пытаюсь облегчить ее жизнь, как могу. Мы построили дом, о котором она мечтала. Пекарня была открыта в виде жеста благотворительности с моей стороны, но оказалась чем-то значительно большим.
Джиллиан берет вишню из миски, держа ее за стебелек, погружает в растопленный шоколад, а потом ждет, пока шоколад застынет.
— Я знаю, что у тебя есть свои делишки и планы, Тео, — говорит она, подходя ко мне и держа вишню на уровне глаз. — И я знаю, что эти делишки зачастую довольно мрачные. — С этими словами она подносит вишню к моим губам. — Просто пообещай мне, что дашь знать, прежде чем тьма поглотит тебя целиком. — В последний момент она резким движением отправляет вишню себе в рот.
— Это было жестоко, — замечаю я.
— Не знаю, как долго продлится этот период в наших отношениях. В принципе, я морально готова, что они будут такими всегда. Надеюсь, что-то изменится, но согласна и на такие. А еще я смирилась с мыслью, что однажды ты перестанешь звонить и писать, — говорит она очень серьезно.
— Я никогда о тебе не забываю. Просто иногда работа поглощает меня целиком.
— Я беспокоюсь не за твою работу. Я боюсь, что однажды ты подберешься слишком близко к одному из этих твоих убийц или, возможно, сам пересечешь черту, которую нельзя пересекать, и Тео, которого я знаю, исчезнет.
— Звучит очень пессимистично.
— Или реалистично? Эта история в Кентукки — тоже ты?
На короткий миг я думаю, что она в буквальном смысле спрашивает, не я ли Мясник из Бутчер-крик. В любом случае ответ на этот вопрос — технически, да, я. Но на самом деле она спрашивает, имеет ли это все отношение к тому делу, которым я отправился заниматься, когда мы расстались в аэропорту.
— Ну да. Это то, над чем я сейчас работаю.
— Так и думала. По заданию ФБР?
— Нет. Они перестали меня слушать, пришлось продолжать самостоятельно.
— Хм-м…
— Что значит «хм-м»?
— Я сказала, что не против, если ты поможешь Бюро, но, похоже, мы снова имеем дело с крестовым походом рыцаря Тео. Я надеялась, что ты с этим завязал.
— Завязал? Как я могу завязать с помощью людям? Если я не вмешаюсь, кто-то еще погибнет.
— Если я не отправлю все, что мы печем, голодающим, они тоже все погибнут. И знаешь что? Я не отдаю всю выпечку в благотворительные фонды. Почему? Потому что есть предел того, что может сделать один человек. И можно выбирать, какое именно доброе дело сделать.
— А это еще что значит?
— Кэрол стало хуже. Лекарства не работают. Я сидела у постели, держала ее за руку и не могла перестать думать: «А что Тео сделал бы на моем месте?»
Кэрол — мать погибшего мужа Джиллиан. А я так и не спросил, как прошла поездка. Все-таки я ужасный человек.
— Мне очень жаль, что ей хуже, но я не понимаю связи.
— Тео, ты самый глупый из самых умных людей, что я встречала. Такое впечатление, что ты все время впереди самого себя, постоянно оглядываешься на собственную жизнь, но не видишь и не понимаешь своего места в мире. Ты великолепен, но не в смысле «самый умный из присутствующих», а в смысле «таких один на миллион». Время от времени в пекарню заходят твои университетские коллеги, они все считают, что рано или поздно тебя бы ждала Нобелевская премия за какое-нибудь важнейшее для человечества открытие. Но вместо этого ты превратился в охотника за монстрами и за славой.
— Что за чушь? Я пытаюсь помочь людям.
— Скольким бы ты помог, открой способ лечения болезни Кэрол?
— Так не работает, это займет годы, — качаю я головой.
— У обычных людей, да. А ты бы справился быстрее. Я не знаю, что ты должен делать. Но уверена, что если бы занимался тем, для чего создан — лечил болезни, — то спас бы намного больше жизней, чем остановив убийства Джо Вика.
— Это… это абсурд!
— Может быть. Но где-то в глубине души я иногда думаю: а что, если ты прекрасно понимаешь силу своего интеллекта, но просто боишься браться за действительно большие задачи, потому что боишься не справиться… И тогда в собственных глазах ты будешь неудачником, который подвел своего отца.