Теория убийства

– Ну, в реальной жизни им нужны ордеры на обыск, повод, да и работают они в нормальное время, а не по ночам, если ничего экстренного не случилось, – отвечаю я со вздохом.

– На мой взгляд, тут все чертовски экстренно.

– На мой тоже. Но вот так получилось, что здесь только мы. С их слов я понял, что они приедут сюда завтра, но в ближайшие несколько часов мы тут хозяева.

– Круто! Наше личное место преступления, – говорит Майло.

Я разворачиваюсь и иду к сараю.

– Сейчас все очень серьезно, – говорю я через плечо. – Понятно? Я попросил тебя приехать, Хейли, потому что я, вероятно, не вижу всей картины. Майло, ты, э-э-э, умная?

– Ну, когда не накуренная. А сейчас благодаря вам я трезва как стеклышко.

– Отлично, рад, что смог уберечь детей от наркотиков.

– Он назвал нас детьми, – смеется Хейли. – Это так мило.

– Старики ужасно это любят, – отвечает Майло.

– Нельзя называть стариков стариками, – громко шепчет ей Хейли.

Я резко оборачиваюсь.

– Так, я понимаю, что это все очень интересно и драматично, но мы сейчас в реальности, и опасность тоже очень реальная, – говорю я и приподнимаю футболку. – В меня сегодня стреляли, а потом приковали наручниками к инвалидному креслу. Прямо вот в этом сарае. А стрелявший в меня пустил пулю себе в голову. И да, кроме всего прочего, это место преступления и мы нарушаем закон. Ясно? Это не игра! Когда я говорю, что речь о жизнях людей, я имею в виду буквально, что они могут умереть. Не в смысле, что «сдавайте вторсырье на переработку, иначе мы все умрем» – когда-нибудь вместе с загубленной природой. А в том смысле, что кто-то действительно умрет вот прямо сейчас. И не факт, кстати говоря, что респираторы спасут нас от вируса. Если почувствуете головную боль, головокружение, любые симптомы заболевания или необычные ощущения – говорите. Нужно будет делать уколы от бешенства.

– А наша рабочая медстраховка их покрывает? – спрашивает Майло у Хейли.

– Ага. Ну что, ты с нами? – спрашивает она подругу.

– С вами.

– Последний шанс не лезть в это, – говорю я и открываю дверь сарая, за которой горит свет.

Верстак, у которого Форрестер выстрелил в себя, обмотан полицейской лентой. Все остальное выглядит точно так же, как я запомнил. Поскольку в деле не было трупа, а Форрестер стрелял сам в себя, то слишком много времени и сил на изоляцию места происшествия полицейские не тратили. Банки с жуткими сувенирами их, видимо, не особо заинтересовали.

– И вот еще, – говорю я, вытаскивая несколько пар перчаток, стащенных из больницы. – Надевайте. Вот, в чем наша задача. В этих банках всякая странная хрень, которую Джекилл… э-э-э, Форрестер собирал на местах преступлений. Не знаю, всерьез ли, но он очень хотел, чтобы я все тут осмотрел. Может быть, он хотел, чтобы я тоже заразился. А может быть, тут у него есть сообщник, который может вернуться, чтобы меня убить. В общем, все что угодно может быть.

– Сообщник? – спрашивает Майло.

– Все что угодно, – повторяю я. – Смотрите, что в банках, но не открывайте. Внутри вполне могут быть разъедающие мозг патогены.

– Блин, это кино или реальность? – вполголоса произносит Майло.

– Еще какая реальность, – отвечаю я.

Мы начинаем снимать банки с полок, осматривать и ставить обратно. В большинстве из них что-то малопонятное: какие-то волокна, окровавленные обрывки ткани. На дне каждой на стекле выгравированы два числа. Одно двузначное, а чаще вообще одна цифра, второе – пятизначное.

– Обратили внимание на числа? – спрашивает Хейли.

– Да. Тебе они что-нибудь говорят?

– Мне? Нет. Тебе, Майло?

– Не могу придумать ничего осмысленного, – признается Майло, поднимая глаза от банки.

– Что насчет содержимого? – спрашиваю я.

– В основном обрывки одежды и какие-то волокна.

– У меня тоже. Хотя в одной было письмо какому-то политику, – говорит Майло.

– А какой на нем был номер? – спрашиваю я, отрываясь от разглядывания своей банки.

– Пятерка, потом ноль-ноль-три-восемь-девять, – отвечает она не глядя.

– А на почтовом штемпеле дата не сентябрь две тысячи первого?

– Ага.

– Похоже, это со спорами сибирской язвы. Пять человек погибли.

Я возвращаюсь к уже осмотренным банкам. На самой первой банке, которую мне демонстрировал Форрестер, выгравировано: 1 00001.

– Так, похоже, первое число – это количество жертв. Второе – что-то вроде порядкового или каталожного номера, – я оглядываю сарай. Но где же он хранил этот каталог? – Ищите что-то похожее на журнал.

Мы начинаем заглядывать за банки. Форрестер наверняка держал свой журнал близко, вопрос в том – насколько.

– Как насчет книжки? – спрашивает Майло, держа на вытянутых руках очередную банку.

– Что там?

– Основание Айзека Азимова, японское издание.

– Число тринадцать снизу есть? – спрашиваю я.

Она поднимает банку, чтобы посмотреть на дно.

– Да. Откуда вы узнали?

– Это теракт в токийском метро. Члены секты «Аум Синрикё» распылили ядовитый газ – зарин. Погибли тринадцать человек, а могло быть и больше жертв. Террористы были большими любителями Азимова.

– Эй, я тоже люблю Азимова, – говорит Хейли.

– И я. Он вообще популярный писатель.

– Хотите, я начну все фотографировать? – спрашивает Майло.