Теория вечной жизни

Мотор можно почистить, смазать, покрасить, ускорить, он может быть использован для перемешивания бетона или для выработки электрического света – но он остается тем же самым мотором. Все это – усовершенствование на том же месте. Но начать дышать, ощущать, производить потомство и приобрести клеточную структуру означало бы для этого мотора перемену места во Вселенной. Создание нового тела означает изменение именно такого рода.

Такой цепной сдвиг вверх в высшие материи, такое конвульсивное восстание сознания, такое создание как бы вертикального раскола сквозь столь многие области – это чрезвычайно сложный процесс. Для него необходимы бесчисленные благоприятные обстоятельства – индивидуальные, космические и даже социальные. Прежде всего, это возможно лишь в связи с работой школы, руководимой человеком, который имеет полную власть над всеми силами души и который как можно скорее хочет достичь еще более высокого уровня. Во-вторых, это возможно только в определенный момент в истории той школы, в момент, для которого вся предыдущая работа школы была лишь подготовкой.

И в самом деле, если мы подумаем о бесчисленных испытаниях на многих различных уровнях, которые должны быть пройдены, о всех удобных случаях для морального и физического страдания, которые должны быть изобретены, о разнообразии типов, о различных уровнях бытия, о необходимых драматических ситуациях – и обо всем этом привнесенном намеренно, с полным пониманием связи с результатом, – то мы поймем, что речь должна идти не менее чем о постановке космической драмы. Кто-то должен поставить пьесу – в жизни, в которой все опасности, угрозы, мучения, искупления, побеги и смерти – реальные исторические события.

Ранее мы показали, что по устройству самой Вселенной момент смерти – это величайшее испытание и возможность для человека. Ибо в этот момент все возможно. Тогда, если целью руководителя школы является достижение духа, со всем, что это подразумевает, мы должны предположить, что после периода напряженной подготовки он изберет для совершения этого величайшего усилия момент своей собственной смерти. Сюжетом драмы, ее главным событием, будет смерть режиссера.

В то же время обстоятельства его смерти, жертвы, страдания, усилия и предательства, которые ведут к ней, представят собой бесчисленные тесты или второстепенные сюжеты, воздействующие на каждый персонаж в сфере охвата пьесы. Они создадут один ряд тестов для «учеников» руководителя, единственной целью которых может быть приобретение души; другой ряд – для понимания обычных людей, которые могут оказаться слугами, торговцами или прохожими; третий ряд – для официальных лиц того времени; и, возможно, четвертый или последний шанс спасения для преступников или «умирающих душ», чье участие может оказаться необходимым для сюжета.

Как можно поставить связную и при этом напряженную и полную внутреннего смысла пьесу с таким разнородным собранием персонажей? Если реальные святые, убийцы, предатели и искупители должны сыграть свою роль точно, как направить это множественное действие к заранее определенному концу? Это невозможно, разве что использовать особую функцию телепатии. Только человек, способный вкладывать мысли и внушения напрямую в умы других людей, способен поставить такую пьесу. Эта способность – функция души, которая в силу своей молекулярной структуры может входить в других людей и знать, что происходит в их мозгах и других органах. Поэтому режиссером такой пьесы способен стать только тот, кто уже приобрел душу и полный контроль над ней, кто в момент собственной смерти пытается основаться в постоянном электронном теле или духе.

Таковая «телепатическая» постановка сама по себе сортирует и тестирует различные персонажи пьесы. Первый тест будет в том, различают ли те, кто таким образом управляются, что с ними происходит. Предположим, что в ум человека вкладывается некое знакомое ему действие. Он, конечно же, примет это за свою собственную мысль, и если он не слишком ленив и не слишком занят, он наверняка выполнит это внушение, говоря, что он решил так поступить. С другой стороны, если внушение относится к незнакомому или несвойственному ему действию, то он – если только не будет глубоко взволнован эмоционально – отложит его в сторону, с тем объяснением, что он решил так не поступать. Так все обычные персонажи в подобной пьесе могут быть использованы для делания того, что они делают обычно; они будут играть свои естественные роли, но так, как этого требует действие.