«Теория заговора». Историко-философский очерк

Желая произвести на посланца Департамента полиции сильное впечатление, Г. Сулакруа, один из соратников аббата, следующим образом описывает уровень осведомлённости Турмантена: «Ему служит громадная сеть надёжных агентов, надёжность которых он успел проверить за 20-летнюю свою деятельность. <…> В настоящее время состояние агентуры Турмантэна блестяще: нет ни одного масонского установления, где бы у него не было заручки; у него существуют ходы даже к ультрасекретным постановлениям верховного масонства» ^{469}. Обладая подобной сетью информаторов, Антимасонская ассоциация, хотя специально и не занимающаяся проблемой масонства в России, в состоянии, по мнению её главы, собрать необходимые сведения. В обмен аббат просил немногое: 500-550 тысяч франков и «был бы крайне счастлив получить от правительства какой-либо русский орден» ^{470}. Подобная крупная сумма необходима для подкупа помощника секретаря Великой ложи Франции, что, видимо, даст доступ антимасонам к ещё более «секретным» материалам. Турмантен составляет обращение к Николаю II, характер которого легко определить по его мелодраматическому началу: «Государь, франкомасонство сделало французскую революцию и погубило династию. Франция — жертва этой тёмной секты, которая испортила духовное состояние нашей несчастной страны. Кажется, что сейчас франкомасонство направило свои усилия против России» ^{471}. Аббат подчёркивает, что масонство переходит в решающее наступление на последний оплот монархии в Европе, санкционировав открытие множества лож внутри России. Несмотря на весь пафос, обращение не производит на адресата должного впечатления, контакты с Турмантеном замораживаются, естественно, что вопросы о денежном вознаграждении и «каком-либо русском ордене» также решаются не в пользу французского борца с масонством.

Близкое по умонастроению отношение к «тайным обществам» мы можем найти, наконец, у лиц, состоявших в подобных обществах. Значительный интерес в этой связи для нас представляет фигура А. В. Амфитеатрова — видного представителя литературной и околополитической жизни России начала прошлого столетия. Будучи человеком весьма темпераментным, отзывчивым на все веяния современности, отражённой в его многочисленных романах и повестях, Амфитеатров с достаточной лёгкостью менял общественные и политические привязанности, всегда находясь на «переднем краю жизни». Поэтому его свидетельства следует рассматривать как отражение определенного среза общественного сознания, приобретающее объективный характер, несмотря на очевидный и неизбежный субъективизм авторских оценок.

В 1905 г. Амфитеатров становится членом французской ложи Великого Востока — одной из наиболее влиятельных во Франции того времени. Вступление в ложу совпадает с «ультракрасным» периодом его политической биографии, когда Амфитеатров, согласно его же свидетельству, «славил террор и террористов, издавал непримиримо бунтарский журнал “Красное знамя”, воспевал в прозе Марусю Спиридонову, а в стихах “народолюбца” Стеньку Разина, презирал “куцую конституцию” и компромиссы Государственной думы» ^{472}. Естественно, что для издателя «непримиримо бунтарского журнала» участие в любой потенциально антиправительственной организации представлялось весьма желанным. Кроме этого фактора, сам автор называет ряд причин своего пребывания в масонской ложе. Это и личностное влияние М. М. Ковалевского и близкого ему круга лиц, группировавшихся вокруг Русской высшей школы социальных наук, отражающей умеренно левые взгляды части русского общества. Это и, что достаточно показательно, русская классическая литература: «Третьим магнитом для меня был мой давний глубокий и живой интерес к масонству — интерес, так сказать, романтический, волновавший меня с юных дней: интерес Пьера Безухова» ^{473}.

Таким образом, можно сделать вывод, что движущей силой в решении Амфитеатрова примкнуть к масонскому ордену служит совокупность мотивов, главные из которых носят субъективно-индивидуальный характер и имеют опосредованное отношение к его политическим взглядам. Приподнято-романтические ожидания «борьбы» и «эзотерики» обернулись реальностью, от сложившихся стереотипов достаточно далёкой. Политическая борьба не выходила за достаточно ограниченные рамки: «Политическое значение ложа, несомненно, имела, но узкое, местное, чисто французское, даже, пожалуй, теснее -парижское. Это был хорошо организованный и дружно сплочённый кружок умеренных республиканцев, отлично выдрессированный для выборных кампаний, преимущественно муниципальных» ^{474}.