«Теория заговора». Историко-философский очерк

Подобное же утверждение мы встречаем у Д. Пайпса, который выделяет в «теории заговора» целый набор элементов и конструкций. Это склонность к апеллированию к малоизвестным страницам истории, приятие различного рода апокрифических сочинений, отсутствие фактических оснований в конспирологических построениях, но, одновременно, упор на «псевдофакты в избыточно-учёном антураже и педантичные ссылки. Конспирологи словно хотят утопить скептиков в потоке имён, дат, фактов»^{180}. У другого западного автора мы находим схожее определение содержательной стороны «теории заговора»: «В основе каждой конспирологической теории лежит аксиома о существовании злокозненных невидимых сил. Легенды о них, как правило, представляют собой составленное в разных пропорциях сочетание полуправды, чистого вымысла и абсурдной смеси исторических и придуманных событий»^{181}.

Д. Смит — специалист по клинической психологии, относит «теорию заговора» к области паранормальных знаний: «Некоторые паранормальные заявления обосновываются всевозможными теориями всемирного заговора»^{182}. Подробно разбирая феномен паранауки, исследователь вводит ряд критериев, позволяющих отделить паранауку от традиционной науки. К данным критериям автор относит следующие методологические положения: достоверность источников знания, соответствие знания логическим законам, возможность экспериментального подтверждения тех или иных посылок. «Теория заговора» причисляется к паранауке из-за несоблюдения первого критерия — достаточной фактической обоснованности конспирологического знания. «Мы могли бы считать «теорию заговора» вариантом аргумента к незнанию, где рассуждения начинаются не с простого утверждения о том, что недостаток доказательств в отношении некоего заявления свидетельствует о его истинности (Мы много чего не знаем о мозге. Поэтому я верю в экстрасенсорное восприятие), а с ничем не обоснованной посылкой о том, что некое лицо, агентство или сила намеренно скрывает информацию»^{183}. Исходя из этого положения «теория заговора» объявляется паранаукой, так как базируется на «аргументе незнания» — варианте изначально неполной информации. Это позволяет конспирологам произвольно создавать любые волюнтаристские модели действительности, подменяя необходимые ссылки на объективные источники информации утверждением о невозможности получения подобной информации.

Обозначенные взгляды западных учёных в итоге создали мощную традицию, оказавшую и оказывающую воздействие на современных отечественных исследователей «теории заговора». Это привело к некритическому, не принимающему во внимание специфику российского социкультурного опыта, повторению известных наработок. Типичным и показательным примером служат следующие слова А. Цуладзе: «Теория заговора является продуктом мифологического сознания, поскольку в ней всегда присутствуют обязательные персонажи любого мифа: “злодеи-вредители”, “жертвы” заговора (“жертвой” может быть не только отдельная личность, но и целый народ), а также положительный герой, который раскрывает “заговор” и борется с “врагами”». Такие «теории» позволяют упрощать действительность, создавая при этом видимость её «научного» объяснения»^{184}.

Другой не менее авторитетный отечественный исследователь, исходя из совершенно иных познавательных задач, формулирует достаточно похожее определение «теории заговора»: «Форма проявления мирового зла, как механизм космического злодейства, например, заговор большевиков, масонов, мирового империализма, всемирный еврейский заговор и т. д. Концепция заговора является модернизированным, комфортным псевдомифом, результатом интерпретации древней веры во власть злых сил, демонов, обладающих скрытым, рационально необъяснимым коварством и могуществом»^{185}. Как нам представляется, мифогенетическое толкование «теории заговора» требует особого внимания, ибо оно, в известной мере, детерминирует всё пространство современных интерпретаций данного понятия.

Во-первых, зафиксируем то, что лежит на поверхности. Апелляция к этимологии в данной ситуации не совсем корректна. Авторы не замечают противоречия хотя бы в том, что наряду с немецкоязычным «мифом о заговоре» существуют и имеют широкое применение как калькированная англоязычная «теория заговора», так и наукообразная «конспирология», что свидетельствует, по крайней мере, о несводимости предмета исследования к однозначным определениям.