Теория журналистики в России

На современном этапе кризис бинарного исторического мышления «с его противопоставлением макро- и микроподходов, структур и событий, рационального и иррационального»[81] активно преодолевается, ставится задача создания синтетической методологии, использующей прежде существовавшие концепции истории в их обновленной и переосмысленной форме. В основе методологии, судя по всему, будет лежать представление о том, что «личностный и глобальный аспекты истории имеют нечто существенно общее в своих теоретических основаниях»[82]. Макроисторический контекст может трактоваться как среда, которая устанавливает некий коридор субъективного выбора индивида, обусловливая его действия не только формально-событийными рамками, но и навязанными ему ценностными, нравственными, идеологическими установками, и одновременно сама среда преобразуется под влиянием действий индивида. То есть «субъективность исторического актора (индивида или группы) во многом определяет результаты его деятельности, которая, в конечном счете, преобразует собственный контекст»[83].

Размышляя в подобном ключе, многие современные теоретики истории оказываются весьма оптимистичными относительно перспектив выработки новых теоретических оснований истории: «Высокий научный уровень зарубежных и отечественных направлений позволяет с достаточным оптимизмом смотреть в будущее теоретической истории как юной науки с очень древними и почтенными корнями»[84]. Хотя по-прежнему актуальной проблемой является то, что нет ясности, как, совершая постоянные переключения между микроуровнем и макроуровнем, описать «многомерную, лишенную доминантного вектора динамику социальной практики в традиционных формах исторического нарратива»[85].

Действительно, поиск новых канонов исторического мышления ставит вопрос о формах репрезентации результатов исторического исследования, прежде всего о языке историка. На рубеже XХXXI вв. происходит частичная реабилитация художественно-публицистического изложения исторического материала, в частности в работах М. А. Бойцова, который писал: «Пока историки не знали, что история – это наука, они… старались писать не без изящества. Ни Геродота, ни Григория Турского, ни Гердера нельзя упрекнуть в невнимании к стилю. В XIX в. ценности меняются, история превращается в науку, и вот уже не конкретный автор, а она – великая и непогрешимая Наука – принимается со страниц исторических сочинений вещать обезличенные абсолютные истины… сложилось диковатое убеждение, что “серьезное” историческое произведение обязательно должно быть скучным, а нескучное произведение – не может быть серьезным»[86]. Однако признание за современным историком возможности пренебречь мертвенной отстраненностью классического научного текста и права на оригинальность и некоторую публицистичность изложения не означает освобождения его от обязанности строго следовать принципам критического анализа в процессе осмысления материала. Опасный искус постмодернизма видеть в историке не столько описателя истории, сколько ее создателя в целом оказался отвергнутым отечественной исторической наукой в пользу требований здорового научного скептицизма. И это тоже одна из сторон современного теоретико-методологического синтеза в истории – современный исследователь должен думать как ученый, но излагать как художник.

Итак, современная историческая наука, судя по всему, находится на пороге выработки новых теоретических представлений, «сохраняя сам пафос научного познания прошлого как центральной эпистемологической проблемы»[87], она соединяет право на интерпретацию со стремлением к правдивости и требованием научной верификации данных. В качестве основы, определяющей соотношение этих интенций в работе каждого ученого, как отечественные, так и зарубежные научные школы постулируют идею социальной ответственности историка[88].

1.2.3. Перспективы развития теоретической истории журналистики

Существуют ли в актуальном научном знании об истории отечественной журналистики четко артикулированные теории или теоретические модели, которые могли бы адекватно применяться в современных исследованиях? Вероятно, нет… Как же так, ведь существует особая сфера знания, развивавшаяся долгие годы. Она насчитывает сотни томов масштабных исторических штудий, числит в своих славных рядах таких крупных ученых как Евгеньев-Максимов (В. Е. Максимов), А. В. Западов, В. Г. Березина, Б. И. Есин, Г. В. Жирков и многие другие, проводит специализированные конференции, поддерживает существование профильных подразделений в вузах и т. д. Неужели этот колосс целые десятилетия стоял на глиняных ногах фактологических констатаций, не имея оснований для генерализованных обобщений и концептуальных выводов? Разумеется, нет.