Теософское общество отвечает на это: «
Когда люди начнут понимать справедливость того, что ужасный личный эгоизм, главный двигатель «борьбы за существование», лежит на самом дне и является единственной причиной человеческого голода; что другой – национальный эгоизм и тщеславие, побуждает государства и богатых людей вкладывать огромные капиталы в непродуктивное возведение огромных церквей и храмов, и поддержку роя социальных трутней, называемых кардиналами и епископами, истинных паразитов на теле своих подчиненных и своей паствы, – тогда они попытаются излечить это всеобщее зло здоровым изменением политики. Эта долгожданная революция может быть достигнута
Это, по-видимому, в какой-то степени понял мосье Бёрнуф, так как, выделяя главную суть ситуации, он заканчивает следующим образом:
«Общество найдет себе союзников, если поймет, как найти свое место в сегодняшнем цивилизованном мире. Поскольку против него будут все позитивные культы, за исключением может быть небольшого числа несогласных и смелых священников, то единственный путь, открытый для него, состоит в том, чтобы вступить в союз с людьми науки. Если его догма о милосердии является добавочной доктриной, которой оно снабжает науку, то общество будет обязано построить ее на научной основе, под угрозой остаться в области сентиментальности. Часто повторяемая формула о борьбе за жизнь является верной, но не универсальной; она справедлива для растений; она становится все менее справедливой для животных, по мере того, как мы поднимаемся по ступеням эволюционной лестницы, поскольку при этом возникает и увеличивается в своем значении закон жертвенности; у человека эти два закона уравновешены друг с другом, и закон жертвенности, который является также законом милосердия, стремится занять верховное положение, благодаря царству разума. Именно разум в нашем обществе является источником права, справедливости и милосердия; благодаря ему мы избегаем необходимости борьбы за существование, морального рабства, эгоизма и варварства, другими словами, избегаем того, что Сакьямуни поэтически назвал властью и воинством Мары».
И все же наш критик, по-видимому, не удовлетворен этим состоянием дел и советует нам следующее:
«Если Теософское общество, – говорит он, – войдет в этот строй идей и поймет, как сделать их своей точкой опоры, то оно покинет круг рудиментарных мыслей и найдет свое место в современном мире, оставаясь, тем не менее, верным своим индийским источникам и их принципам. Оно может найти союзников; ибо если люди устали от символических культов и не разбираются в своих собственных учителях, то люди сердечные (каких много) так же устали и запуганы эгоизмом и коррупцией, которые стремятся поглотить нашу цивилизацию и заменить ее ученым варварством. Чистый буддизм обладает максимальной широтой, которую можно требовать от учения, одновременно и религиозного, и научного. Его терпимость является причиной того, что он ни у кого не может вызвать зависть. В его основе находится лишь провозглашение верховенства разума над животными инстинктами, по отношению к которым он является регулятором и ограничителем. Наконец, он сам сформулировал свою суть в нескольких словах, которые замечательно выражают закон человечности, науки и добродетели».
Эту формулу Общество расширило, добавив сюда почти столь же превосходную аксиому: «
В этом месте мы оставим нашего ученого, и, по-видимому, слишком любезного критика, и обратимся с несколькими словами к теософам вообще.