— Отдашь Воронову Волосу, — шепнул я. — Только больше никому не показывай. И дух тумбаги спасет тебя…
Хотя, в этот момент я молился всем, кто приходил на ум, чтобы «дух тумбаги» спас меня. Уж прости, Шихтли. Если всё срастется, я тебя отблагодарю!
Пучеглазого служки не было три дня. Вообще, там у них свои графики работы, которые до меня, опять же, не доводили — так что его отсутствие ничего не значило. Но я все ногти под корень сгрыз. Донес? Или спалился? Что вообще происходит?! Ведь негативные последствия тоже не просматривались. Не врывался в святилище разъяренный Тлакатль, меня не растягивали на алтаре, чтобы вырвать неблагодарное сердце Бога.
Неведение — это, знаете ли, особый сорт пытки.
Однако, когда из темноты проема показался Шихтли, двух секунд мне не понадобилось, чтобы понять: всё получилось. По крайней, мере, с точки зрения Пучеглазого. Глаза горят, улыбка — нечастый гость на его унылом лице — теперь просто приклеилась. Я даже начал щуриться, глядя на Шихтли и прикрываться ладошкой, словно, от яркого света. Чем вызвал массовое недоумение среди моих надзирателей. А мой невольный сообщник намеков, увы, не понимал.
— Убавь свою радость, — шепнул я с улыбкой. — Заметное счастье могут и украсть.
Служка тут же испуганно замер, радость усилием воли стекла с его лица, но глаза по-прежнему сияли. Дождавшись возможности поболтать наедине, я принялся выуживать из жреца детали.
— Да, мой Бог! — радостно улыбнулся Шихтли. — Я всё сделал, как ты сказал. Тихо прошел в мастерские, нашел Воронова Волоса и передал то, что ты велел.
— А он? Что он? — я затаил дыхание.
— Ну… Если честно, этот четланин смотрел на меня странно. Как будто, сам он не служит духу тумбаги. Я дал ему лоскуток-жертву с твоей кровью и именем духа. Волос сначала просто взял в руку, но вдруг взгляд его застыл… Я думаю, он, наконец, проникся важностью твоей жертвы. После этого, мастер кивнул и попросил меня передать: «Я исполню волю моего владыки, Вернувшегося Бога».
Выдох! Кажется, записка не прошла мимо глаз медника. И, похоже, он научился у отца разбирать смысл знаков толстого казначея. Если всё вышло, как я задумал, то Волос теперь будет ждать новых вестей, а также поставит в известность всех моих людей.
Сердце бешено колотилось, надежда окрылила меня! Хотелось немедленно написать второе письмо и позвать наших ребят на помощь! Но я нашел в себе силы остановиться. Вот это как раз проявление страха. Причем, худшая его форма — толкающая на необдуманные поступки. Так нельзя. Скорее всего, это будет мой единственный шанс. Поэтому самое главное сейчас — терпение и осторожность. Я — рыбак, который вываживает очень шуструю рыбу. Дернешь раньше времени — сорвется.
И я приступил к дальнейшей обработке Шихтли. Теперь, когда его «защищает» дух тумбаги, я стал программировать парня на успех. Постоянно внушал, как ему везет. Учил видеть радость и удачу в самых обычных событиях. Работа несложная, так как служка очень открыт для внушения — он верил в чудо. Вот с такими клиентами одно удовольствие работать!
Пучеглазый жрец расправлял плечи на глазах. Росла его уверенность в себе, рос оптимизм. Он уже сам мог решать навалившиеся на него проблемы и неурядицы, поскольку уверился, что за его плечом стоит сильный жаркий дух, который, если что встрянет и поможет. Даже приятно было видеть результат моей работы. Но, конечно, я делал это не ради Шихтли. Мне нужно сформировать у жреца зависимость от духа и его «защиты». Чтобы в следующий раз я мог без проблем переслать Волосу новое послание.
В течение следующего месяца я попробовал дважды передать новую жертву духу тумбаги. Один раз я «почувствовал» ослабление связи служки с духом, а в другой — увидел, что враг Шихтли призвал свежее проклятье против него. Оба раза я писал на лоскутке бумаги полную ахинею про духа тумбаги и то, как важно защитить Шихтли. И только в конце дописывал «Жди» и три знака «важно». Нужно было наверняка убедиться, что про этот канал связи Тлакатль не знает. А, если он все-таки читает записки, то пусть увидит, что никакой опасности в них нет. Да и Воронов Волос пусть там не расслабляется и ждет сигнала.
Вот с сигналом определиться не получалось. Сначала подошла осень — и я сам отвлекся на хозяйственные вопросы. Сбор урожая — в этом году я рассчитывал уже на большие успехи новой агрономии. Поэтому гонял своих «секретарей» в хвост и в гриву. Мне нужны были детальные отчеты по каждому хозяйству. Я требовал от них лично изучать причины успеха или неудачи: было ли дело в качестве земли, в превратностях погоды или все зависело от рукожопости крестьян и их же нежелания. Мы составили длиннющие списки «отличников сельхозпроизводства» и «не проходите мимо». Первым я велел передать дары от имени Храма, а также заявил, что именно они должны стоять в голове очереди на получение новых инструментов.