Теперь и у меня есть босс

Странно, что со стороны деревни проход к могиле был широким, утоптанным, а второй, ведущий к другому выходу с кладбища — еле виднелся в траве и пролегал в стороне от других могил. Я пробралась по нему, здорово ужалив ноги крапивой, и чуть не оставив клок сарафана на одном из шипов. Но дорожка быстро закончилась и вывела меня буквально в поле, к грунтовой дороге. С этой стороны кладбище и деревня прятались в небольшом лесу, не знаешь что есть — никогда не найдешь. Наверное, для таинственных визитеров дом Никитишны оказывался сюрпризом, как и лай ее кабыздоха.

Стоило только вытащить из сумки смартфон, чтобы сделать снимки и здесь, как раздался звонок от шефа.

— Бруньский, ты где?

— Давлю эросом на обитель таноса, сэр! За прошедшие двадцать минут мной соблазнены и перевоспитаны вурдалаки — шесть штук, некромант — одна штука, и Темный властелин, тоже одна штука.

— Какие штуки? Их в головах считать нужно! — если вначале шеф сердился, то сейчас вроде как начал успокаиваться.

— Вы начальник, вам виднее. Разрешите продолжить нести эрос?

— Всю Бруню сюда неси, и поживее! Иначе поиграем с тобой в пийсят оттенков Болдина. И удовольствие получит только мой ремень. Слава, о чем ты вообще думала, когда сбежала неизвестно куд…

Дальше я отключилась и поспешила к шефу, в тысячный раз отругав неудобные босоножки. Все, хочу кеды и немедля!

Максим ждал меня возле входа на кладбище. Очень злой и с сигаретой в руках. Но не зажженной. Как приятно, что магия воспоминаний о деде Степане работает даже в мое отсутствие. Я виновато улыбнулась и начала быстро рассказывать о находке, задабривать шефа фотографиями, и очень надеялась, что обаяние Ангелины Шепетько действует даже на секси-боссов.

Максим хмурился, вертел и увеличивал снимки, вздыхал, бросал на меня укоризненные взгляды, затем просто развернул коляску и покатил к дому Никитишны.

Сама она, в компании бывшей учительницы и Джона уже ждала нас на лавочке перед домом.

— Кто там похоронен? — шеф протянул Зое Афанасьевне один из снимков.

— Евдокия Горская. Славная была женщина.

— Это точно Шиша! — оживилась Никитишна. — Она ж ведьмой была. Вот и поднимается из могилы и таскается за мной!

— Артемида, ты и Шишу допекла? Что за человек! — всплеснула руками Зоя Афанасьевна.

— Она на Вовку порчу навела!

— Евдокия голос ни разу ни на кого не повысила. А колдовство и вурдалаки — вещи антинаучные, скрывающие под собой совокупность физических, биологических, а то и социальных процессов. И, боюсь, в алкоголизме Владимира виновата не Шиша.

Бывшая учительница проигнорировала последующую ругань Никитишны и повернулась к Максиму.

— Шиша называлась деревенской знахаркой, но работала на совесть: за сложные случаи не бралась, сразу отправляла людей в больницу, цены не задирала, ни с кем не ссорилась. Я не одобряла ее занятия, но и не осуждала: пенсия у нее — чистые слезы, а сил держать огород и хозяйство не было.

— А у кого они есть? У кого? У меня разве есть? А работаю! — Никитишна подбоченилась и пошла на Зою Афанасьевну. Но та легко отмахнулась и продолжила:

— С похоронам Шиши вышло плохо: многие были против того, чтобы выделить ей место на кладбище, требовали закопать за оградой. В конце концов разрешили похоронить ее в самом углу, в кустах. Но крест уже выдергивали дважды, и табличку унесли почти сразу. Глупостей стали болтать много о Шише, будто та была какой-то могущественной черной ведьмой и умерла не своей смертью.

— Враньё, — отмахнулся Джон, — тихо Евдокия ушла, во сне. У нее давно сердце барахлило. И ни имущества, кроме дома-завалюхи, ни наследников. Вроде была какая-то троюродная внучка, которая изредка к Шише заезжала, но не знаю, вступила в права или нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А у вас, Артемида Никитична, есть наследники? — Максим на время отложил планшет и повернулся к женщине. Та насупилась, но потом сдулась, как шарик, и разом потеряла всю агрессивность.

— Внуки. На них в равных долях все подписано. Вовка уже пропал, не выползет. Пока я живу, тащу его, дальше — сопьется вконец. А невестка давно себе нового хахаля нашла. Нету же никого у меня, кроме внуков… И тем — разве наездишься из города? Учеба же, экзамены, лагерь летом. Я вот, чем могу, помогаю им.

Она разом стала какой-то маленькой, несчастной, даже мне жалко. Владимир же жужжал неподалеку триммером и не обращал внимания на мать. Зоя Афанасьевна обняла Никитишну за плечи и протянула той платок.

— Не кисни! Ты ещё молодая! И невестка давно тебе предлагала продать дом, переехать в город и помогать с внуками. Побегаешь за ними по шести кружкам, сразу станет не до скуки. Или прекрати ругаться со всеми, сами начнут ездить. Приберись, наготовь вкусного, встречай их с радостью — вот тебе и рецепт от одиночества. И не надо будет по три раза на день в скорую звонить или Костику.

Никитишна залилась слезами, как по мне, так не очень искренними, Максим же постучал пальцами по планшету, затем спросил:

— А у Шиши остались преемники? Те, кто подхватил колдовское знамя?