Теперь я стеллинг!

Оба противника дрались в полную силу: булава порхала в руках Рыцаря точно бабочка, столь быстро и легко, а от её ударов на пиле оставались даже вмятины, трещины и следы; хотя и стеллинг не отставал, фехтуя своим орудием точно тростинкой; пусть и заносило, но тело, гибкое как жгут, избегало ударов, но не полностью, по касательной всё же доставалось. Хотя, Ару тоже приходилось нелегко: удары лезвия высекали искры, а при попадании по незащищённым местам тела — глубокие, рваные раны, вроде той, что появилась у него на щеке; впрочем, доспеху было не легче: удар плашмя отдавался болью в теле, пару рёбер, наверное, точно хрустнули. Страшный в плане накала, скорости и мощи поединок: воздух дрожал, наполненный грохотом соприкасающихся орудий, свистом и лязгом. Мелькание тел сливалось практически воедино, в результате чего глаз не знал, за кем следить и куда следовать, чтобы не отставать от хода боя.

Уже некоторое время сохранялся паритет: Ар начинал выдыхаться, но, за счёт опыта и лучшего владения своим телом и оружием, а также использования силы своего бога, он вполне держал темп, хотя пот и струился ручьём, налезая на глаза и разлетаясь каплями. Стеллинг, напротив же, выглядел чуть лучше, но, получив несколько крепких ударов, всё же тоже начал давать слабину; в результате, победитель определится, прежде всего, в схватке на выносливость.

Эр Патер, тем временем, копаясь в закромах своей памяти, решил прибегнуть к одной из наиболее сильных молитв, ему известной. Если формулы экзорцизма предназначались прежде всего для изгнания, то эта… напрямую отсекала божественную силу чуждого бога; и, как и следовало ожидать, использовалась при борьбе с иноверными жрецами.

Эр Анзан, наклонившись, помог своему начальству подняться на ноги, после чего, сделав глубокий вдох, Патер начал тихо зачитывать формулу, внутренне концентрируясь на источнике холода и страха, который он чувствовал не так давно.

«Я тот, кто танцует, держа в руках восемь клинков; Я тот, кто держит восемь клинков связывания; Волею Тельпомеша, я направляю их на врага…»

…знаете, а ведь всё-таки что-то я помню. И свет, и последовавший «симметричный» ответ Системы… даже помню, пусть и без особых подробностей, схватку с Рыцарем; сказать честно, в тот момент я как носорог был полностью сосредоточен на убийстве моего визави. И что я могу вам сказать? Он был ГОРАЗДО сильнее, чем я. По всем статьям. Как воин, опытней и умелей; как тактик — спокойней и рассудительней; да даже чисто в физическом аспекте, я, со всеми своими «бафами», мог лишь только слегка поцарапать его! Поэтому, несмотря на все мои старания, поединок медленно, но верно, шёл к моему поражению. И это только, без учёта того, что если бы в бой подключились все, кто собирался сделать это изначально… да, я бы многих положил, но потом меня ждали бы застенки местной инквизиции и новые пытки… В общем, когда ход поединка должен был окончательно переломиться в ту или иную сторону… вмешалась магия.

Нет, поверьте, только потом, осмысливая события, сопровождая их пересказом из чужих уст, ко мне в форме откровения приходило понимание того, что на самом деле происходило; зачем были все эти непонятные воззвания и протчая, в общем… в тот самый момент, я считал это ничем не больше, чем иллюминацией… да я даже то сообщение о «манифестации», воспринял не больше, чем какой-то игровой момент. Ну, типа, зажигают тут так ребята. Поймите: я тогда был не я, и совсем не я. Что-то меня вело, рулило мной, а я лишь был безвольным исполнителем чужой воли…

И вот, когда я готовился совершить очередной пируэт, дабы снести голову Ару, я почувствовал что-то странное в теле… будто бы… силы медленно, но верно начали меня покидать…

Внимание! На вы подверглись неизвестному статусному состоянию!

…и в ту же секунду, как я получил это сообщение, ко мне начал возвращаться разум.

А Густав, почему-то, тяжело дыша и изливаясь потом, не торопился меня атаковать, хотя я и замешкался.

Внимание! Вы подверглись тяжёлому отравлению Отчаянием!

Знаете, если до этого я воспринимал всё весьма отстранённо, то теперь снова пришла боль. Даже… сложно это передать… словно бы до этого я, точно бензиновый двигатель, работал в режиме форсажа, на нитротопливе; теперь же, раскалившись как следует, я, внезапно, обнаружил, что и бензина-то осталось на донышке бака. В общем, я, говоря языком автомобилистов, начал глохнуть. Движения, до того бывшие стройными и сильными — замедлились, а руки — ощутили гудение; я продолжал сжимать свою бензопилу, но… но теперь уже она уже дрожала, покуда я её сжимал из последних сил.

— И вонзил я третий меч: меч безволия во врага моего, и утерял он всякое желание продолжать сражение…