Теперь я стеллинг!

— Я понимаю, что, возможно, ты потеряла память и многое не помнишь, не знаешь, и потому, видимо, ещё не готова открыться и доверять мне… но пойми и ты меня: нашей общине пришлось остаться в подполье, поскольку вот уже с восемь дней, как стража прочёсывает наши квартальные места в Гелоне и ближайшие леса. И совет старейшин нашей общины, пусть и может подождать твоего выздоровления, но, всё-таки, хочет слышать ответы на некоторые вопросы. Поэтому я повторюсь: кто ты? Друг? Или враг? Тринадцатая? Или кто-то ещё? — покуда меня полностью придавило тяжестью его слов, я успел заметить системное сообщение:

Внимание! Вы подверглись воздействию более опытного и волевого собеседника, чем вы. Возможность врать и играть словами ограничена.

Внимание! Действие расовых штрафов делает невозможным для вас сопротивляться убеждению вашего собеседника; Вы вынуждены дать прямой ответ.

Ах, ты! Вот читал же, только что, об этих всех штрафах, бонусах и прочей лабуде, но даже не додумался до того, чтобы примерить их на себя! А ведь отец и вправду умеет убеждать: говорит мягко, но твёрдо; его не высокий, не низкий, в целом, довольно приятный голос, настраивал всю мою внутренность на откровенный разговор… Ребят… так это… Ведь так же и действует сыворотка правды, итить твою! Меня что… опоили какой-то дрянью?

Система молчит… Хотя… стоп, какая дрянь! Его достаточно пару раз на меня косо посмотреть, и я, напрудив в штаны, сразу доложусь кто я и что я…

— Пойми: я не желаю тебе зла вне зависимости от того, кто ты и что ты. Но мне важно понять: как ты будешь относиться к нам?

…Я хотел бы снова заюлить, снова отмазаться, но… мой язык, моя внутренность, точно бы были парализованы. Я мог идти только вперёд, образно говоря.

Конечно, я пытался сопротивляться: Система даже какие-то сообщения писала на этот счёт. Пот, конечно, не выступал на мне (как я заметил, стеллинги почти не потели), но, заместо этого, я начал часто и глубоко дышать. А висках, в голове, точно бы сжимались невидимые тиски.

Внезапно, я ощутил облегчение.

Внимание! Вами сброшен статусный эффект «Подчинение крови». Вы снова владеете своей речью!

Э?.. Э?.. Воц а… Шта эта было? Ладно, пофиг, главное, нужно начинать говорить а то вон как папаша нахмурился, видно, я долго подвисал.

— Отец мой… — потянуло же на пафос, боженьки мои… — я не могу сказать, что я являюсь Тринадцатой, ровно и как я не могу сказать, что ей не являюсь; Я не враг, но и не друг стеллингам, я просто пока ещё не определился;

О! Да отца пробрало! Вон как зенки расширились! Ой, Шестая тоже в ауте. А чего я такого сказал?.. Ну, исключая то, что несу высокопарную пургу? Они ж тоже так говорят! А Остапа несло дальше:

— Я могу пообещать только то, что за добро отвечу добром, а за зло — отомщу, но я торжественно обещаю, что никогда не забуду вашу доброту в том, что вы за мной ухаживали… — не, врёт Система, говоря о том, что «сброшен статус». Иначе почему меня так прорвало? Лицо я своё в тот момент не видел, но, думается, оно само собой сделалось наглым и уверенным; впрочем, в конце своего спича я отвесил лёгкий японский поклон головой.

На некоторое время повисла тягучая тишина, нарушаемая только сквозняком, который потягивал из приоткрытой двери. А я, невольно закрыв глаза, ожидал решения по моей судьбе. Конечно, я не сказал о том, что… кгхм, «попадун», но и того, что озвучил, уже достаточно для того, чтобы меня вздёрнуть на дыбе.

— Теперь я вижу, что мои чувства не врали: ты не моя дочь… — моя внутренность наполнилась холодом, и, я так думаю, счётчик Отчаяния начал ме-едленно так увеличиваться… стопе, тупняк, Отчаяние! Ну, Монобир, не подведи!

Статус!