Теперь или никогда

…Блестящие кирасы и серо-сизые перья на плюмажах высоких шлемов. Вот подходит строй, а вот еще один, и еще… Дымятся фитили аркебуз, плюются огнем пушки, но стены замка крепки, и высока скала, а в сердцах защитников полыхает Локкина ярость, непримиримая ненависть к отступникам. И враг отброшен, снова и снова, и еще раз, и еще. Но что же это? Неужели чем больше убиваешь их, этих одержимых вылетков, тем сильнее их жрецы? Словно каждый убитый диллайн добавляет силы живым, делает прочнее сеть их колдовства. Душишь их, режешь… а они все лезут и лезут! Будто саранча, нескончаемым облаком слетающая на поля. Летят и летят! И не кончаются! Локка, слышишь ли ты? Отчего ты молчишь, Огненная?! Неужели предпочла верным тебе пасынкам – родных детей-предателей? Почему же сила уходит из рунных плетений, столько лет ограждавших эти стены, словно вода из треснувшего сосуда? И пламя, твое пламя, Огненная, пылавшее в сердцах твоих посвященных, теперь угасает? Костер не горит без воздуха, лиши огонь дыхания – и огня не станет. Кто же душит твое пламя, неистовая Мать Огня и Света? Неужели вера в чужого бога оказалась сильнее нашей верности? И нет защиты нашим душам, и слепая тяжелая пелена колдовского сна накрывает замок, и оружие выпадает из ослабевших рук…

Мы были честнее, Локка. Ты же помнишь? Мы схватились с детьми Глэнны за эту землю, но схватились, как подобает воинам: меч против меча, скейн против ихинцы, волчье бешенство против жажды жизни. Словно разом позабыв о рунном колдовстве и змеином шаманстве, мы схлестнулись силой против силы. Как равные, Локка! И резали, и жгли, и топили, и душили, и сдирали кожу, и снимали скальпы, и травили колодцы. Но никогда змеиное шаманство не вползало в наши сны, и ни один посвященный не превратил рунными плетениями врага – в раба. А эти, одержимые дети твои, – полно, да живые ли они? Как случилось, что твой свет стал слепящим неживым сиянием… верой вот в это?

И пламя Локки угасло среди этих стен, умерло, как умирает огонек лампады в замурованном наглухо склепе, и даже угли давным-давно остыли под толстым слоем серого пепла…

…но крохотный язычок его, пока еще робкий и слабый, готовый потухнуть даже от неосторожного вздоха, отразился вдруг в янтарных глазах диллайнской девушки. Будто княжна одержимого рода, дочь обреченной золотой крови, слишком долго смотрела на свечу – и огненное отражение навек поселилось в глубине ее зрачков.

Или это все-таки твой взгляд, вечная возлюбленная воинов, Локка-Яростная? Скажи мне, госпожа пламени, – это ты? Неужели? Мне?..

– Ваше высокопревосходительство? – тревожно окликнул Рэймси его адъютант из-за левого плеча.

– Я говорил вслух? – хмыкнул лорд Эвейн. – Опять? А вы подкрадываетесь бесшумно, будто совиный сын, Кэйбри? Снова?

– Прошу прощения, милорд.