Теперь или никогда

Маме Муре было грустно, потому что Маму Муру уже давно так крепко не били по лицу. Циркач не уберег патроншу, и не защитили крепкие запоры, когда явились те два выродка в масках, которые пересчитали женщине зубы. Хорошо хоть денег не взяли, ограничившись исключительно бумажками Удазика. Вот и не верь первому впечатлению! Стоило этому извращенцу появиться на пороге «Морского Конька», как где-то в изобильном плотью организме Мамы Муры сработал тревожный колокольчик. «Не жди добра от эмигранта, тронутого на ролфийских офицершах!» – громогласно заявил немалый жизненный опыт женщины. Так не послушалась же! Пригрела, приютила и на выходки смотрела сквозь пальцы. Извращенцы, они тоже полезны бывают. Чем? Как это чем? А реклама бесплатная? О!

«Как, вы не знаете? В «Морском Коньке» девицы такие вещи вытворяют». – «Ах, куманек, ужели вы повадились ходить в этот оплот разврата?» – «Я вас умоляю! Мы все люди современные и прогрессивные. Врачи даже рекомендуют выпускать пар хоть время от времени. Ибо от нервов все болезни». – «И помогает?» – «А как же?! Еще как! Поругаешься со своей змеищей благоверной и вместо того, чтобы идти пить и морды бить, направляешь стопы к девочкам, которых можно и отстегать, и притопить…» – «И притопить? Да быть того не может!» – «Точно-точно!»

И глядишь, на следующий вечер еще один «куманек» постучится в «дом, где никогда не гаснет свет». Времена нынче тяжелые, и пренебрегать лишним лейдом – грех.

Вот Мама Мура и польстилась на дармовую пикантную рекламу.

Женщина уныло покосилась на свое отражение в зеркале. Черные круги кровоподтеков вокруг глаз никого не красят – это точно.

«Впору переименоваться из Мамы Муры в Маму Дуру», – вынесла она сама себе честный вердикт.

Объективно говоря… Этому замечательному словесному обороту содержательницу веселого дома в свое время выучил некий студент-философ, отчисленный из Храма Учености «за политику». Так вот, говоря объективно, несчастный извращенец виновен был лишь в том, что вечно совал свой длинный волчье-совиный нос в чужие недобрые дела. Каждый разумный человек понимать должен – всему есть предел и мера. Мошенничаешь в карты – так по-мелкому, чтобы проигравшему не так обидно было. Маньячишь – только не до членовредительства и смертоубийства. А если взял нехорошие бумажки, то прячь их так, чтобы приличные женщины не получали за их сохранение в морду, точно какие-то портовые шалавы. Вот что самое обидное! Сидела, никого не трогала, и тут на тебе – говоря худое слово, сразу бить полезли.

Грустно было Маме Муре еще и оттого, что никоим образом добраться до виновников ее несчастья не получилось бы при всем желании. Любители бить женщин говорили с отчетливым синтафским акцентом и наверняка уже отбыли на историческую родину, а бестолковый полуролфийский извращенец сидел в долговой тюрьме без всякой надежды на освобождение. Кому он нужен, кроме… всяких дур пустоголовых, вроде Нахиэ, которая, как утверждают девушки, тайком откладывает деньги на выкуп «бедного Удазика». И Зерия туда же! Одно слово – глупые бабы! И не ругательство это, а… объективная реальность, данная нам в ощущениях (спасибо философу-недоучке за умные слова).

Но заплакать над своей горькой судьбиной добрая женщина не успела, потому что эта самая объективная реальность проявила себя внезапно и нанесла Маме Муре очередные незабываемые ощущения. Когда дверь распахнулась настежь и на пороге кабинета возник не кто иной, как Удаз Апэйн весь в обновках, содержательница борделя чуть Предвечному душу не отдала.

– А это я… – улыбался негодник.

И смазливую его морду украшали синяки, свежие и симметричные.

– Ах, это ты! – вскричала Мама Мура, возмущенная эдакой наглостью. – Явился, гад, не запылился! Заходи, дорогой друг, будем считать боевые раны.

На самом деле, она собиралась добавить Удазику сугубо мужской красоты, выражающейся в шрамах на роже. Но оказалось, что извращенец не только свободу обрел, но и женщину своей мечты. За его спиной стояла… Нет, вы ни в жизнь не поверите! Настоящая ролфийка! В мундире!

А уж позади парочки толпились все обитательницы веселого дома в полном составе, включая буфетчицу и уборщицу.

– Я у тебя оставил на сохранении один важный документ, – сказал примирительно Удаз. – Пожалуй, я его заберу и заплачу за хранение.

– Вот твои документы где! – вскричала женщина, показывая на свое разбитое лицо. – Каждая бумажечка тут!

Не окажись рядом с повинным во всех бедах Удазом суровой ролфийки, ему бы точно досталось по шеям, ибо Мама Мура в гневе страшна.

– Молчать! – рявкнула офицерша. – Где бумаги? Кому ты их продала?

– Я? Продала? Нет, вы слышали?! – возмутилась та. – Пришли два урода, отдубасили и взяли сами, разрешения не спросясь.

– Кто такие? Как выглядели? Отвечать! – приказала спутница Удаза.

Бордель-маман только и смогла, что расхохотаться ролфийке в лицо. Хорошо так расхохоталась, многозначительно, уперев при этом руки в бока, чтобы та не подумала, будто кто-то испугался бабы в мундире. Но задираться не решилась. Мало ли, может, тоже кулаки в ход пустит.