Теперь или никогда!

Соня вышла к себе, собраться. Катя осталась вдвоем с сыном.

— Нам надо уходить, — торопливо зашептал Митя. — Сейчас я говорил с Петром Петровичем…

— Куда уходить? — взволнованно спросила Катя.

— В лес.

— Он так и сказал?

— Да, так и сказал. С ним был почему-то немецкий офицер, и они куда-то ехали…

Катя хотела было что-то сказать, но в это время Соня вошла в комнату.

— Пошли?

— Да-да, пошли… — Катя кивнула Мите: — Значит, ты все понял?

— Все, все, — весело ответил мальчик.

Всю дорогу до ресторана Катя была хмурой, неразговорчивой. Соня приставала к ней:

— Что с тобой, Катюша? Или случилось что?

— Нет, ничего.

— А все-таки? — не отставала Соня.

— Ну, если хочешь, ничего хорошего. Раненые исчезли, коменданта убили, как бы за нас не взялись!

Соня рассмеялась:

— Еще чего придумала! Мы-то с тобой при чем?

Конечно, в какой-то степени Катя нарушила свое обещание молчать, никому не говорить ни слова.

Она поделилась с Соней о том, что надо помочь раненым в развалинах «замка». Но ведь Соня свой человек, самая ее близкая подруга в этом городе…

Она бегло взглянула на Соню. Сонино лицо казалось серьезным, сосредоточенным. Губы плотно сжаты. Должно быть, думает о том же, о чем думает и она, Катя.

Она взяла Соню под руку.

— Ты уж меня прости, я тебя втянула в это самое дело…

Соня удивленно посмотрела на нее:

— Ты о чем? Да что ты! Я же ничего не боюсь… — Приблизила губы к самому уху Кати. — Будь сама поосторожней и Мите скажи, а за меня не бойся. Не пропаду!

Жесткая и сильная рука ее сжимала Катины пальцы. И это пожатие казалось Кате таким надежным и верным, что у нее стало немного светлее на душе.

Глава двадцатая, в которой раскрываются последующие события

Катя Воронцова подавала различные блюда посетителям ресторана, улыбалась, отвечала на шутки гитлеровских офицеров, но тревога в душе все нарастала.

Она едва дождалась вечера. Наконец-то она придет домой, снова увидит сына, и тогда они уйдут. Сразу же уйдут, вместе…

Светила луна, легкий ветер приносил с собой дыхание речной свежести.

— Бывало, в такую вот пору гуляешь всю ночь напролет, — мечтательно произнесла Соня.

— А у нас в Ленинграде белые ночи, — сказала Катя. — Можешь себе представить, ночью до того светло, что хоть шей, хоть читай…

Она задумалась. Вспомнилось, как в последний раз, перед самой войной, они все вместе — муж, сын и она — отправились в Царское Село и бродили там по аллеям. И Митя читал вслух стихи Пушкина. Какие стихи? Теперь уже и не вспомнить…

Он всегда был начитанный мальчик. Кажется, не было книги, о которой он бы не слышал.

Муж считал, что Митя будет историком, а она, Катя, желала одного, чтобы ее сын стал настоящим, хорошим, умным человеком.

Что-то он делает сейчас, самый дорогой человек на свете, ее сын?

Лег спать или ждет ее?

Нет, он никогда не ложится спать, не подождав ее. Когда бы она ни пришла, он всегда ждет, и сегодня она принесет ему то, что он любит: бутылку молока и отбивную котлету, зажаренную в сухарях.

Нет, он сейчас есть не будет. Это они возьмут с собой в дорогу, им ведь идти долго-долго. Пусть долго, пусть, лишь бы добраться до своих, лишь бы спасти своего мальчика…

— Как думаешь, куда это уехал твой поклонник? — спросила Соня.

Катя пожала плечами:

— Какой поклонник? Роберт, что ли?

— Ну да.

— Откуда я знаю?

— А он симпатичный, — продолжала Соня. — Даже как-то на немца не похож.

— Может быть, — рассеянно ответила Катя.

— А Роберт тебе совсем не нравится?

— Он хороший, — откровенно призналась Катя. — Ты и вправду сказала, не похож он на немца, скромный такой, добрый. Но я на него смотрю просто как на товарища.

Так, непринужденно болтая, они подходили к своему дому.

Катя первая заметила машину, стоявшую возле дома.

— Неужели Роберт? — спросила она Соню.

Соня вгляделась.

— Наверно, приехал и сразу к тебе…

Они подошли ближе. Возле подъезда стоял немецкий офицер, рядом с ним три солдата.

— Воронцова? — спросил офицер, обводя взглядом поочередно Катю и ее подругу. — Кто из вас Воронцова?

— Я, — ответила Катя.

Офицер схватил ее за руку, коротко приказал:

— За мной!

Катя рванулась в сторону. Кошелка, в которой была бутылка молока и отбивная котлета, упала на землю.

Офицер выразительно глянул на солдат. Гитлеровцы бросились на Катю.

В одно мгновение ей крепко-накрепко скрутили за спиной руки и бросили в машину.

Машина тронулась с места.

Соня долго стояла, глядя вслед машине.

Луна освещала ее бледное лицо, плотно сжатые губы.

Вдали все еще был слышен постепенно затихавший шум машины, на земле валялась Катина кошелка, из которой щедро лилось молоко.

Офицер схватил Катю за руку.

«А бутылка-то разбилась», — вдруг подумала Соня.

Странное дело: в самые напряженные моменты вдруг иной раз думается о каких-то незначительных, не играющих решительно никакого значения пустяках…

Соня подняла кошелку, выбросила из нее разбитую бутылку и медленно вошла в дом.

Митя сидел дома, читал старую-престарую книгу Аркадия Гайдара, которую ему где-то достала мать.