Всё хорошее быстро кончается… Серых будней заложники мы… Но, а в памяти вновь возвращаемся В запах леса и в стужу зимы… В радость встреч после долгой разлуки, Где с улыбкой смешалась слеза… И в минуты тоски или скуки Возвращаемся в мыслях туда… Где детства, юности года Неслись, как с горных круч вода, Где мы росли, мужали и влюблялись… Узлы семейные плели, Теряли, что-то обрели… И, где могилы дорогих людей остались… Разложу свои годы по полкам… На весы жизнь прикину свою… Бесполезно я жил или с толком… По теченью иль против плыву… Не сложить и нельзя перемножить, Что осталось в туманной дали… Но, а память… а память тревожит, Манит свежестью юной зари… Где детства, юности года Неслись, как с горных круч вода, Где мы росли, мужали и влюблялись… Узлы семейные плели, Теряли, что-то обрели… И, где могилы дорогих людей остались…Вера отмотала назад кассету и вновь вслушалась в слова песни — наверное многие люди пожилого и среднего возраста страдают от разлуки с Родиной… А что она?!… Нет, несмотря на то, что в эти полгода далеко не всё складывалось благополучно, что часто её обуревала тоска и скука, она не жалела об утраченном, потому что ничего, собственно говоря, не потеряла, хотя пока и не приобрела.
А так ли это?
Наверное, до сегодняшнего дня о приобретениях можно было бы даже не заикаться, кроме дикого напряжения нервов и мозгов всё остальное было облачено в серые тона. Ах, надо послушать ещё одну песню, а то, столько размышлений и не с кем поделиться и обсудить.
Вера вновь нажала кнопку «play».
Плачь, плачь, плачь моя гитара, Сердце тонет в море грусти. Омут пьяного угара Не излечит, не отпустит. Плачь гитара, плачь родная, Детство, юность вспоминая. Жизнь дороженька кривая Приютила в новом крае. Плачь гитара, плачь подруга По земле далёкой ныне, Где зимой мороз и вьюга. Летом грозовые ливни. Плачьте струны под руками По хорошим, добрым людям, Что делили вместе с нами Праздники и серость будней. Плачь, плачь моя гитара Сердце тонет в море грусти. Я скучаю — это кара, Что зовется Беларусью.Вера подумала, слушая печальный голос барда — нет, далеко не всё благополучно и у Олега, и у его семьи, сколько неприкрытой тоски в этих песнях.
Ладно, послушаю ещё одну песню и пойду приму душ, может и правда позвонит Галь, а вдруг ещё и приедет к ней в Ашдод.
От этих мыслей щёки полыхнули пожаром, тепло распространилось по всему телу, и она поймала себя на том, что глупо улыбается неизвестно чему, а точнее, кому.
Мотнула головой и вслушалась в слова следующей песни:
Цветы, деревья, лунный свет, Пустыня, море, горы, ветер… — Всё вроде наше здесь, и нет. А сколько надо трудных лет, Чтоб стали наши краски эти? Мы можем скрыть печаль свою, Тайком излить тоску в подушку. Что делать мне, ведь вам пою О том, что помню и люблю. Как петь об этом равнодушно? А будут слушать, буду петь. Печалью, радостью делится. В пожаре судеб мне гореть, А в песне жить и умереть И с новой вновь на свет родиться.До сегодняшнего дня и Вера бы думала — а, сколько надо долгих лет, чтоб стали наши краски эти…
Но, после поездки в Беер-Шеву, встречи с пожилым человеком в автобусе, знакомым Олега Фрейдмана, а особенно, после знакомства с Галем, ей уже казалось, что всё вокруг родное или становится родным, ведь, как легко она разговаривала на иврите с парнем, откуда только к ней нужные слова приходили.