Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Так вот. Принял я это мудрое на мой тогдашний взгляд решение. Принял, – и на том успокоился.

Остаток дня я провёл в мучительном, нервном, колком и в конце концов совершенно измотавшем меня ожидании. Все тело слегка покалывало, мышцы как-то странно ныли, и мне всё хотелось уже поскорее бросить учебные занятия и рвануть к Солнцевой.

Наконец день закончился. Я мигом оделся и побежал к станции метро «Фили». Возле неё тогда находился небольшой павильон, где я накупил Свете всяких сладостей, как она и просила.

Эх, хороший это был павильон! С самого детства я там отоваривался!

Ещё когда мне было четыре года, пять лет, шесть, когда мы с бабушкой и дедушкой ходили гулять по окрестностям, – мы обязательно заходили в этот магазин накупить продуктов. Именно там бабушка покупала мне конфеты, которые я с таким удовольствием лопал во время наших прогулок.

Эх, славное было время!..

Вот вспоминается мне сейчас один из тех дней, когда мы так вот гуляли.

Это был две тысячи шестой год. Самый конец мая. Деревья к этому времени уже окончательно покрылись нежной, ещё совсем не запылённой листвой. Цвета она была салатного.

В Москве, собственно, всегда так бывает: в конце весны листья у деревьев салатные, а вот к середине лета они де приобретают насыщенный изумрудный или даже малахитовый оттенок. Происходит это по большей части от пыли и копоти, что поднимаются от наших заводов и автомобилей и оседают на всём, на чём осесть можно.

Но тогда листья ещё не успели покрыться гарью и пылью.

Проснулся я в тот день довольно рано, часов в семь. Встал, посмотрел в окно. Солнечные лучи пронизывали могучие кроны гигантских тополей, росших в нашем дворе, яркими бликами падали на засыпанный гравием и песком пустынный двор. Да, двор в это время был ещё почти пуст. Только дворники копошатся со своим инвентарём прямо под нашими окнами да ещё старик выгуливает ротвейлера на другом конце двора. А больше – никого. Мамы с колясками появятся на детских площадках позже. Сейчас они ещё спят вместе со своими детьми.

Солнечные лучи прогревают песком, коим засыпаны все три детские площадки в нашем дворе. Тёплый летний ветер с громким треском покачивает могучие кроны высоченных деревьев. От этого проходящий через них солнечный свет постоянно дрожит, не держится ровными пятнами на земле, но скорее танцует на ней тысячами переливающихся бликов, то вспыхивающих, то снова гаснущих на жёлтом прогретом песке. Можно бесконечно наблюдать за этой удивительной, чарующей игрой света и тени, что разворачивается прямо у тебя на глазах, прямо у тебя под окнами.

Я открываю окно. Непередаваемой силы поток тёплого, едва ли не до духоты прогретого воздуха врывается ко мне в комнату, принося за собой запахи тысяч распускающихся по всей нашей округи цветов. Некоторое время я просто дышу этим сладостным густым воздухом, жадно глотаю его, упиваюсь им так, как упиваются обычно хорошим выдержанным вином.

Когда я насладился сладостным воздухом наступающего лета, – можно идти умываться. Я быстро чищу зубы, стараясь не терять ни минуты, так же наскоро одеваюсь и иду завтракать.

Завтрак самый обыкновенный, безо всяких изысков. Так, пара бутербродов с докторской колбасой и стакан очень сладкого травяного чая. Вся столовая залита мягким светом утреннего солнца. Работает телевизор. То ли сигнал ловится плохо, то сама уже слишком старая, – да только разобрать из происходящего на экране ничего нельзя. Звук – сплошное тарахтение. Однако же я пытаюсь уловить сюжет мультфильма.

Вот, наконец, я поел. Теперь можно идти одеваться на утреннюю прогулку. Бабушка с дедушкой уже ждут меня в прихожей. Я быстро натягиваю шорты цвета хаки, надеваю футболку, обуваюсь в кожаные сандалии и выхожу.

Дед в те годы был ещё крепок и очень красив. В своих вельветовых брюках, в зелёной рубашке с коротки рукавами, в коричневых туфлях он выглядел образцовым советским инженером. А ещё ему очень шли к лицу седые усы. Усы у него были точно такие, как у Шолохова. Да и весь он был вылитый Шолохов, только вот не курил никогда. Ну, оно и к лучшему.

Бабушка была прекрасно в летних сандалиях и коротком цветастом платье. На голове её красовалась детская панама, купленная когда-то для меня, но подаренная мною любимой бабушке. Эх, даже в глубокой старости моя бабушка подчас выглядела девчонкой. Очень уж она была доброй, отзывчивой и наивной.