Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Дела там, говорит, у него там какие-то имеются. Вся школа, честно сказать, гадала в своё время, какие это такие у него там дела. Что только ни думали. Одни говорили, что разбойничает на дорогах парень, другие – что наркоту оптом возит. Некоторые и вовсе поговаривали, что где-то в провинции у него есть любовница и незаконнорождённый ребёнок. Возможно, что и не один.

Как бы то ни было, точно мы этого не знаем.

Но факт остаётся фактом: вот уже несколько лет Крыса регулярно куда-то на этой машине ездит. Обычно он жто делает на выходных. Чаще всего между поездками проходит от двух недель до двух месяцев. Иногда выезды случаются чаще.

А вот в девятнадцатом году Крыса целых шесть месяцев никуда не ездил. Скатался пару раз в начале года, а потом ещё в марте месяце, и всё, – в следующий раз только в октябре поехал.

Сейчас опять, вроде, в график вошёл. Каждые две недели машину из гаража выкатывает.

Может, и узнаем мы когда-нибудь, куда он всё-таки на этой машине ездит.

Ох, надеюсь, узнаем когда-нибудь…

Кстати, тот парень, который сначала проиграл, а затем угнал отцовскую машину, в конечном итоге рассказал своему папе про то, куда делась с таким трудом выкупленная колымага. Отец, как говорят, не расстроился. В полицию, во всяком случае, о пропаже заявлять не стал. Угнали, дескать, машину, и ладно. Зато карточный долг погасили.

Тогда всё закончилось хорошо. Но так бывало далеко не всегда.

В том школьном сортире подчас собирались очень азартные люди. Когда проигрывать уже было нечего, они ставили на карту собственную жизнь. И проигрывали её, разумеется.

А тот, кто проигрывал свою жизнь, становился рабом того человека, которому он эту жизнь проиграл. Правда, чаще всего оказывалось, что тот, кому парень проиграл свою жизнь, тоже кому-то должен. Ну, а уж этот кто-то в свою очередь должен был Тоне.

Так и получалось, что несчастный становился рабом Тони Боженко в уплату чужого долга.

Впрочем, проиграть свою жизнь – это ещё не самое страшное.

Один парень как-то родную мать проиграл.

Правда, тот человек, которому он её проиграл, всё равно остался неудовлетворённым, поскольку забрать собственный выигрыш так и не смог, несмотря на все старания.

Изрядно намаявшись с таким выигрышем, он покумекал немного да и решил сбагрить ненужную вещь Тоне Боженко. В её-то большом хозяйстве любая дрянь сгодится!

Короче, продал он чужую мать за бутылку рома. Антонина заплатила ему с радостью и почти не торгуясь.

Впрочем, это уже из области курьёзных происшествий.

Так-то в туалете в основном на шоколадки играли.

Но вообще у нас в школе случалось всякое.

Помимо картёжников в том сортире собирались ещё пьяницы, прогульщики и просто любители поболтать. Эти-то вообще ничего плохого не делали.

Пьяницы использовали сортир для того, чтобы нажраться. Как правило это были шкеты лет двенадцати-четырнадцати. Иногда попадались одиннадцатилетние.

Помню, как эти товарищи целой толпой деловито заходили в сортир. Без лишних задержек они сразу проходили в самую его глубину, рассаживались на унитазах, доставали из рюкзаков водку и начинали её глушить. Очень скоро они отрубались и после этого долго ещё могли дрыхнуть. При этом они разваливались на толчках в самых экстравагантных позах.

Прогульщики пережидали в туалете особо ненавидимые ими уроки. Больше половины из них спасалось в сортире от физкультуры.

Я могу понять этих людей.

Почти все, кто у нас прогуливал физкультуру, были учениками уже известного вам физрука Москоленко.

А он реально драл с нашего брата три шкуры!

Многие наши мальчишки выдержать такого не могли, а потому прятались от уроков физкультуры в туалете.

Обычно эти товарищи изнывали там от скуки. Чтобы хоть как-то развечть тоску, они постоянно болтали, иногда пробовали играть в карты и периодически лезли к пьяницам с навязчивыми просьбами угостить водкой.

Большая часть этих ребят надолго в сортире не задерживалась. Переждал ненавистный урок, – побежал себе дальше. Но некоторые торчали в сортире днями напролёт. Таких, правда, были единицы.

Были ещё болтуны. Эти просто любили заглянуть на переменке в весёлый тубзик. Узнать, какие дела нынче делаются. Посудачить о школьных новостях.

С первым же звонком на урок такие товарищи незамедлительно бросались вон из сортира и со всех ног мчались к себе в класс.

Что интересно, из всех, кто тусовался в наших школьных сортирах, самыми вредными учителя считали прогульщиков.

Да, именно прогульщиков!

Пьяниц, конечно, тоже не любили. Но не любили их вовсе не потому, что они напивались до скотского состояния. Пьянчуг недолюбливали за то, что они пропускали уроки.

На туалетные сборища фашистов и воров школьное начальство смотрело сквозь пальцы. Постоянные тусовки картёжников и наркоманов администрация не замечала в упор. На гомосеков всем вообще было наплевать.

И только с прогульщиками администрация реально боролась.

Боролась, конечно, довольно вяло, в основном руками дежурных.

Но ведь боролась же! Хоть как-то, но боролась!

Конечно, если совсем объективно говорить, то с пьяницами тоже вроде как борьба велась. Но это уже было совсем формально.