Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

В глубине своего примитивного сознания живые мертвецы догадываются о том, насколько же они ущербны. Они стыдятся этой своей ущербности и всячески стараются скрыть её. Они делают всё, чтобы не показать другим, насколько де они на самом пусты.

Когда вы обращаетесь к их совести, – вы напоминаете этим тварям про то, что совести у них нет. И это заставляет их злиться. Они либо неумело пытаются перевести всё дело в шутку и начинают безудержно и фальшиво хохотать, либо же приходят в бешенство.

Эти существа лишены разума.

Всю свою жизнь они блуждают в потёмках. Они глухи для голоса разума. Их мрачные умы никогда не освещаются солнцем познания.

Эти твари повинуются лишь собственным диким инстинктам. Их действиями руководят мрачные, иррациональные и глубоко деструктивные силы.

Эти силы не анонимны. Они известны человечеству давно. Имена им – нищета и невежество.

Такие существа могут совершать ужасные преступления просто по незнанию. Они совершенно искренне могут не понимать, что причиняют людям боль.

Они слишком глупы для того, чтобы осознать, насколько их проступки вредны для окружающих. Впрочем, даже если бы они осознали это, им бы и в голову не пришло прекратить. Позаботиться о благе других они не способны.

Эти существа никуда не развиваются. Они статичны.

Именно поэтому они не могут осознать своих ошибок, а следовательно, не могут их исправить.

Кадавры – не люди. Судить их как людей поэтому нельзя.

Увы, в нашем обществе всё ещё слишком много живых трупов. Хватает их в том числе и среди интеллектуалов.

Примеров я приводил достаточно. Тот же Вадим Левенталь – отличный пример здесь.

Это настоящий кадавр. Античеловек в полном смысле слова.

И он написал очень страшную книгу о том, как хорошая вроде бы девушка вместо того, чтобы стать человеком, превращается в нечто ужасное.

Что ни говори, а главная героиня его романа – это именно что нелюдь-интеллектуал.

К сожалению, этот общественный тип очень распространён в нашей стране.

Я закрываю глаза.

Из густых клубов мрака всё отчётливее проступает хищно лыбящаяся на меня физиономия Дмитрия Быкова. Красная, распухшая, сверкающая в огнях преисподней отвратительным жирном блеском рожа глядит на меня крохотными свиными глазками, – трусливыми, но вместе с тем полными злобы.

Так вот, дорогие читатели-кадавры!

Если вы считаете Мишу Стефанко и Соню Барнаш мещанами и «быдлом», то вы – дураки.

Да, сам я иногда называю этих людей обывателями. Но только я это делаю несерьёзно и по-дружески.

И вообще: что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Я могу в шутку назвать Мишу обывателем. Я, в конце концов, его давний друг.

Вы этого сделать не можете. Не можете, и всё тут.

На этом, пожалуй, закончим с вами.

«Зачем де было нужно всё это писать?» – спросит меня здравомыслящий читатель.

Это будет читатель из числа людей.

Оно и понятно: читатель-кадавр просто разозлится, – я ему свежие раны солью натёр.

Скажу честно. Сначала я думал, что писать обо всём этом действительно не надо. Мне казалось, всё это и так ясно из текста книги.

До этого я старательно на всё это намекал. Мне казалось, мои намёки будут поняты…

Увы, в наше время люди не понимают намёков.

Вот и пришлось мне написать всё как есть. В лоб, что называется. Иначе наши современники не понимают.

Впрочем, осуждать не буду. Я сам такой же сын своего времени, как и все остальные. И я тоже не понимаю намёков. По крайней мере, понимаю их далеко не всегда.

После того, как я почитал рецензии на первый том этой книги, – я понял, что мне надо писать куда более прямо, чем я делал до этого. Вот я теперь и пишу прямо.

И ещё. До этого я не хотел писать в этой книге про всякую мразь, выводить в повествовании встречавшихся мне на жизненном пути злодеев.

Я теперь изменил своё мнение. По-настоящему злые люди в книге появятся. Не сейчас и вообще не очень скоро, но появятся. В этом можете быть уверены.

А теперь вернёмся к нашему повествованию!

Возвратимся к тому диалогу, который мы с Мишей вели упомянутым вечером в гостиной перед телевизором.

– О-о-о, Мара-а-ат, – простонал Миша, изящно потягиваясь. – Зна-а-аешь… – он изогнулся так, что могло показаться, будто его настиг приступ эпилепсии. – Ра-а-або-о-отать – это-о-о та-а-ак ску-у-учно-о-о!..

– Миша! – выкрикнул я, схватив своего друга за плечо. – Очнись! Как ты жить будешь?! Неужели ты так и хочешь всю жизнь проваляться на этом диване?! Тебе ведь придётся, – ты слышишь меня? – придётся работать!

– Расслабься! – отмахнулся Миша рукой, жмуря при этом глаза от удовольствия. – Никто меня работать не заставит!

– Жизнь заставит, Миша, – я начал трясти друга за плечо, – жизнь!

– Отстать! – снова отмахнулся Стефик. – В жизни и не работать можно. Я работать и не буду. Это скучно. У меня на жизнь свои планы есть. Я другого хочу.

– Чего же ты хочешь?! – сердито, но при этом как-то заискивающе-участливо спросил я.