Теперь вы это видите. И другие эссе о дизайне

Несколько недель назад Моррис, удостоенный наград режиссер-документалист и писатель, опубликовал в своем блоге Opinionator в New York Times простой тест. Целью было якобы определить, оптимист читатель или пессимист. Вначале вам предлагали прочесть небольшой вводный текст о вероятности столкновения астероида с Землей, а затем — отдельный отрывок из книги Дэвида Дойча «Начало бесконечности», где автор утверждает, что «мы живем в эпоху беспрецедентной безопасности» и, вероятно, сможем защититься от такого удара. Затем Моррис просил читателя согласиться или не согласиться с истинностью этого утверждения и указать уровень уверенности в своем выборе. По результату предположительно можно было определить, сколько читателей оптимисты (те, кто согласился с утверждением Дойча), а сколько пессимисты (они с Дойчем не согласились).

Deutsch D. The Beginning of Infinity: Explanations That Transform the World. New York: Viking, 2011.

Но это был трюк. На самом деле Моррис тестировал нечто совсем иное — воздействие шрифтов на истинность. «Точнее, — заметил он в своих следующих сообщениях, — их способность внушать доверие. Есть ли шрифты, которые заставляют поверить, что набранное ими предложение — правда?»

Morris E. Hear All Ye People; Hearken O Earth (Parts 1 and 2) // New York Times. 2012. Aug. 8, 9.

Чтобы выяснить это, он попросил своего коллегу Бенджамина Бермана написать программу, которая случайным образом выбирала бы шрифт для отрывка из Дойча для каждого уникального пользователя. Участники теста прочли отрывок, набранный шрифтом одной из шести гарнитур: Baskerville, Computer Modern, Georgia, Helvetica, Comic Sans или Trebuchet. В общем, тест не имел отношения к оптимизму или пессимизму. Он предназначался для того, чтобы выяснить, будут ли люди более расположены верить тексту, набранному определенной гарнитурой.

Если вы похожи на меня, то вам уже известно, какой шрифт менее прочих внушает доверие, правда? Видимо, Comic Sans: дурацкий, нелюбимый, высмеиваемый. Так и есть. По данным Морриса, люди, кажется, узнают Comic Sans в лицо: об этом сообщали в новостях пару недель назад, что вызвало небольшой переполох на фоне объявления об открытии бозона Хиггса. Похоже, узнавание порождает «презрение и в итоге отвержение». Туда ему и дорога, говорю я и множество других графических дизайнеров.

^{Книга общих молитв. Джон Баскервиль, 1762 год.}

А как насчет другой части уравнения? Есть ли гарнитура, которой мы доверяем? Проведя анализ исследования, Моррис ответил утвердительно. Это Baskerville.

К его удивлению, результаты теста продемонстрировали явную разницу между характеристиками Baskerville и других гарнитур — не только между лидером и Comic Sans (что и так понятно); или Baskerville и Trebuchet либо Helvetica (где четко видно отличие шрифта с засечками от шрифта без засечек); но даже Baskerville и Georgia (прекрасная и, возможно, еще более разборчивая антиква Мэттью Картера). По сравнению с вариантами, набранными другими шрифтами, отрывок гарнитурой Baskerville имел как самый высокий уровень согласия, так и самый низкий уровень несогласия. И Моррис сделал вывод: Baskerville — гарнитура истины.

Джон Баскервиль любил типографику и, говорят, потерял свое состояние в погоне за ней, вложив все деньги в оформление и печать собраний сочинений Вергилия и Мильтона, не говоря уже о Библии. Он был противником религии, но глубоко и твердо верил в типографику. «Рано став поклонником красоты Литер, — писал он в своем вступлении к „Потерянному раю“, — я безумно желал внести свой вклад в их совершенствование». Гарнитура, которую мы сегодня называем Baskerville, основана на шрифтах, разработанных им в середине XVIII века на своей словолитне для его печатных станков. По иронии судьбы, скептик создал гарнитуру, которая чаще всего внушает доверие.

Джон Баскервилль, предисловие к «Потерянному раю» Джона Мильтона, 1758 год.

«Мы вступили на новый, неизведанный ландшафт, — пишет Эррол Моррис в конце своей статьи. — Истина не зависит от шрифта, но он может неуловимо воздействовать на нас, заставляя поверить в правдивость написанного. Может ли это повлиять на результаты выборов? Побудить нас приобрести новый обеденный гарнитур? Изменить наши самые глубинные и дорогие сердцу убеждения?»