Теплая Птица

«Харлей» несся по вечернему шоссе, обгоняя автомобили. Сама скорость, воплотившаяся в ветре, неслась навстречу мне, волосы развевались, хлестали по щекам. Я вцепилась в спину Игоря Матвеича – от его куртки струился едва уловимый аромат кожи, очень приятный. Радость, неуемное веселье переполняло грудь так, что хотелось кричать. И я кричала.

– Йехууу!

Это была свобода, это был кайф, это была жизнь!

Впереди показался красный хвост пробки. Машины стояли намертво, их водители проклинали на чем свет стоит черта, бога и мэра города. Но скоро их внимание переключилось на «Харлея», ловко вальсирующего между стоящими автомобилями, – мощный двигатель, низко сидящий байкер, девушка с развевающимися волосами. И мне хотелось думать, вернее, я была уверена, что это так, – вся пробка забыла о черте и мэре, и дружно принялась завидовать волку ночи.

Затем, свернув по указателю «Рублево-Успенское шоссе», мы ели гамбургеры в придорожном кафе, запивая их «натурино» – дорогущим газированным напитком с натуральным соком и кусочками винограда и персика.

Заскочить в кафешку – эта идея пришла в голову мне – Игорь Матвеич поддержал ее, но без энтузиазма. И гамбургер он ел осторожно, словно опасаясь проглотить таракана.

Мы вышли из кафе, когда на небе зажглись первые звезды.

– Обожаю ездить по ночам, – крикнул Игорь Матвеич, повернув голову. – Жаль только, что мы уже приехали.

«Харлей» замер у ворот высоченного забора из красного кирпича, напоминающего кремлевскую стену. Игорь Матвеич посигналил, и ворота отворились. Мы въехали во двор.

Замок с зубчатыми башнями темнел на фоне вечернего неба. Свет горел лишь в одном из многочисленных окон. Мощеные дорожки бежали туда-сюда вдоль клумб и статуй, теряясь в саду, светящемся китайскими фонариками. В квадратном бассейне шевелилась темная вода, тени от нескольких лежаков были длинны и изогнуты.

– Как прокатализь, Игой Матвеись?

Желтолицый пожилой мужчина с узкими щелочками глаз приблизился к нам.

– Хорошо, Кейзуке. Лови!

Игорь Матвеич бросил ключи от «Харлея». Слуга их ловко поймал и захихикал: «Кхи-кхи-кхи».

– Пойдем, Марина.

Мы двинулись по дорожке к дому.

– Кейзуке – японец? – шепнула я.

– Самый настоящий.

Вдруг Игорь Матвеич приостановился и… хлопнул в ладоши. Фонари – по цепочке, один за другим, – стали вспыхивать перед нами, освещая ту или иную часть двора. Черно-белый мир окрасился во все цвета радуги, приобрел плоть и кровь! Голубая вода бассейна, зелень коротко постриженного газона, красные и белые розы на клумбах, белизна и элегантные изгибы статуй, четкие линейки дорожек, трогательная косолапость декоративных карликовых деревьев – все это бросилось мне в глаза, через них просочилось в мозг, материализовало душу.

Мы вошли в дом, и то же самое: душа обрастает плотью, жажда остаться здесь, среди золоченых статуй, огромных картин, мягкой мебели, стеллажей со старинными книгами, кактусов и пальм в изумительных кадушках, плазменных панелей и стерео колонок, искусно маскирующихся «под старину», столь сильна, что дрожит сердце.

Навстречу спешила чернокожая женщина, – плотная, как ствол баобаба.

«Жена Кейзуке, – шепнул мне на ухо хозяин дома. – Она эфиопка».

– Мамаду, ужин подашь в гостиную.

– Хорошо, Игорь Матвеич.

Эфиопка говорила по-русски гораздо лучше своего мужа; голос у нее был грудной и какой-то… уютный, заставляющий думать о горячих пирожках со сливовым повидлом, о теплой постели. Глядя на Мамаду, я вспомнила свою мать, любившую бразильские сериалы – почти в каждом из них есть вот такая же толстуха-негритянка, – Сильвинья, Лусинда либо Бебетта, верно и безропотно служащая своим хозяевам. Никогда не думала, что встречу бебетту в Москве!

Мы сидели в темной гостиной. За окном виднелась автодорога, испещренная желтыми и красными огоньками, кусочек леса, а еще дальше сверкали многоэтажки.

На круглом столике стоял канделябр – бронзовые ангелочки держат в руках свечи. Воск падал на шелковую скатерть. Игорь Матвеич, сменивший байкерскую куртку на просторный свитер с вышитыми на груди снежинками, задумчиво смотрел на меня, смущенно ковыряющую ложечкой пирожное – тирамису. Ни о чем не спрашивал, точно и вправду все знал обо мне, либо я ему нисколько не была интересна.

В приглушенном свете Игорь Матвеич показался мне совсем старым… Быть может, виноват этот удобный свитер, дурацкие снежинки.

– Игорь Матвеич, сколько вам лет?

Я вовсе не собиралась задавать ему этот вопрос, сорвавшийся с языка сам по себе. Игорь Матвеич ответил сразу, без кокетства и шуток.

– Шестьдесят три.

Шестьдесят три!

По двору к одному из гаражей прошествовал Кейзуке. Я следила за ним взглядом: что он собирается делать? Японец открыл гараж и скрылся в нем. Через пару секунд оттуда выехал матово-черный автомобиль, заблестевший в свете фонарей. Lamborghini Diablo! – точь-в-точь как в фильме «Ослепленный желаниями» с Бренданом Фрейзером… Кейзуке вылез из машины и принялся драить тряпочкой противотуманные фары.

В гостиной зазвучала музыка, какой-то старый вальс. Интересно: это Мамаду включила стереосистему или антикварный граммофон?

– Потанцуем?