Тёплая птица

-Знаю я, отчего ему не терпится, -  вставил Сергей,  отрываясь от оружия. –

Надеется, что на Поляне найдется что-нибудь получше этого.

 Он кивнул на фотографию голой самки на стене.

-А то тебе не надоело дрочить,- ухмыльнулся Богдан.

 Стрелки засмеялись, кто громче, кто тише.

-Заткнитесь.

 Самир поднялся. Мощный торс закован в куртку цвета хаки, взгляд  из-под шлема цепок и суров, автомат висит так, что ясно: когда надо, мгновенно соскользнет с плеча.

 -Зачгруппа готова, конунг.

            Сейчас я скажу это. Иначе, зачем я пришел сюда?

            Самир смотрел на меня. Скрежет колес вызвал неприятный холодок в деснах.  

            Если я отдам приказ не убивать диких на Поляне, в отряде  начнется брожение, которое не вытравить кокаином… Убийство для стрелков – тот же кокаин.

-Поезд стоит, конунг, - сообщил Самир.

-На выход.

Я смотрел, как стрелки выпрыгивают на рыхлый снег, как мечутся в лесу смутные тени: прочь! Жить!

            Когда послышались первые автоматные очереди, я повернулся к двери.

            Скоро должен придти с докладом Самир…

2 КОСТЕР

  В вагон постучались.

  Николай, даром что храпел на соломенном тюфяке в углу, мигом вскочил, откинул задвижку.

 Самир. Лицо красное от мороза, на плечах – снег; дышит тяжело, в глазах – огоньки непрошедшего возбуждения. Того особого возбуждения, что испытывает лишь охотник за человеком.

-Конунг, зачистка прошла успешно.

Кто бы сомневался?

-Сколько, Самир?

-Двенадцать диких.

            Двенадцать! Многовато...

-Спасибо, Самир, - я отвернулся, давая понять, что доклад окончен.

            Но стрелок не торопился покинуть вагон.

-Конунг, бойцы …

-Самир? – я взглянул на стрелка.

-Конунг, бойцы просят...

-Что? – подчиняясь неведомому порыву, я вскочил, глядя в темные, с желтыми точками глаза. – Что просят бойцы?

 Самир отвел взгляд, проговорил:

-Удвоить дозу.

Злость овладела мной.

-Удвоить дозу, ядри твою душу? За что? За то, что ты выполнил свою работу?

-Но конунг…

-Вон!

            Пятясь, Самир покинул вагон. Я опустился на стул. Рука нащупала нож и с силой вогнала в столешницу.

-Сволочь.

Я тщетно пытался вытащить нож, застрявший в плотной доске. Подняв глаза, увидел окаменевшее от страха лицо Николая. 

 -Привыкай жить с конунгом.

            Истопник вздрогнул, теребя в руках кусок бересты.

            Свечерело.

Поглазеть на костер собралось немного бойцов, большинство предпочло теплые вагоны и горячий концентрат. Поезд замер у Поляны, бледная луна посеребрила кроны деревьев.

Я подумал о той, что осталась далеко позади, но вместе с тем, будет со мной до конца. Шум Джунглей зазвучал приглушенно. Стало дико и жутко: рядом со мной темнела горка убитых.

 «Трупы во избежание увеличения популяции тварей, надлежит сжигать вместе с одеждой».

 Приказ за номером 12 инструктивного приложения «Конунг» к Уставу Армии Московской Резервации (УАМР) строго обязателен для исполнения.

 -Старуха пыталась на дерево взлезть, - неторопливая речь Богдана, рассказывающего стрелкам о зачистке, оттеняла мои мысли. – Только тощими крюками за кору хер удержишься. Я ее пригвоздил к дереву, целую обойму в спину всадил. А она, прикиньте, лежит на снегу и на меня так смотрит, и шевелит, б…дь, руками. Сука! Я ей – в башку…

-Осама или кто там, - крикнул я.- Начинайте.

             Темная фигура с канистрой направилась к горке.

            Выплеснулась жидкость, запахло бензином. Потом кто-то чиркнул спичкой.    

            Взметнувшееся к небу пламя озарило Поляну, стрелков, поезд. Стрелки торжествующе завопили.

Огонь плясал на трупах; отчетливо виднелись головы, ноги, руки, туловища, трещали волосы, плавился снег.

 Точно завороженный, я внезапно шагнул вперед, к костру. Из огненного чрева на меня глядело лицо старухи, оно показалось мне знакомым. Черные от копоти губы изгибаются и зовут: «Иди ко мне, и мне станет легче, раздели со мной мою боль». И я сделал еще один шаг.

 Сильные руки сжали мои плечи; рывок назад.

Я увидел перед собой перекошенное лицо командира зачгруппы.

 -Что ты, ядри твою мать, делаешь, конунг? Поджариться захотел?

            В вагоне я прилег на кровать. В груди - пустота. В ноздрях – запах костра. Меня вырвало.

            Мало-помалу боль в голове отступила. Я увидел старательную спину Николая, вытирающего с пола блевотину.

            -Я сам.

-Это моя работа, конунг, – во взгляде Николая любопытство вперемешку с тревогой: не ожидал, что конунг может проявить слабость?

            Преодолевая ломоту в теле, я поднялся.

-Зачем ты, конунг?

-К черту.

            Я подошел к сейфу.

Скрипнув, металлическая дверца явила горку белых пакетиков. Я просунул руку в щель между горкой и крышкой сейфа и выудил зеленую бутылку с удлиненным горлом, заткнутую огрызком свечи.

            Присел к столу.

 Я знал, что по крышам вагонов, перебегая с одного на другой,  змеятся снежные вихри, что многие стрелки спят, а те, кто не спит, играют в потрепанные грязные карты либо дерутся за место у печки. Кто-то грызет тварку,  кто-то в сотый раз перебирает и смазывает АКМ, кто-то дрочит, кто-то скрипит зубами;  кого-то мучает болезнь, кого-то ломка. Мне нет до них дела, даром, что я несу за отряд ответственность перед Лорд-мэром...

-Николай! Брось тряпку и садись.