Теплая птица

Но Киркоров не слышал ее, бормоча в углу про темноту, обступившую со всех сторон.

В застенок вбежал стрелок. Замер, глядя на Марину, стоящую с камнем в руке. 

-Что за хуйня? – вскрикнул он, выдергивая из кобуры пистолет. – И отлучиться нельзя.

-Боец, угомонись, - поспешил крикнуть я. – Певец Армии пытался изнасиловать заключенную.

Стрелок взглянул на Киркорова, выругался.

-Ты, - обратился к Марине, - положи камень и отступи туда.

Та благоразумно выполнила распоряжение.

Стрелок помог Киркорову подняться, вывел из камеры. Загремел ключами.

-Давай к выходу, куриная слепота.

Щелкнул выключатель, лампочка погасла; мы с Мариной остались в темноте, схожей с той, в которую только что погрузился Киркоров.

                                                     10

                                                  ПОБЕГ

 В круглом окошке под самым потолком - свет. Значит, утро. Начало нашего с Мариной последнего дня. Начало конца.

Кто-то тяжелый навалился на меня, придавил к настилу. Я увидел казнь – как это будет: плотные ряды стрелков, ухмыляющегося Лорд-мэра, палача в противогазе, слепого Киркорова, поющего фальшивым голосом. Марина, ну зачем мы пришли в резервацию?

Я приподнялся на локтях. Марина лежала на спине, глядя в потолок. Луч света застрял в ее волосах.

-Марина.

-Андрей, я не хочу ни о чем говорить и думать.

Отвернулась к стенке.

Понятно.  Мне не впервой дожидаться казни, и то на душе паршиво. Разве к этому можно привыкнуть?

Почему саднит рука? Ах, да, вчерашнее посещение Киркорова… Я закатал рукав – синий след  от моих же зубов, кожа вспухла. Пальцы с трудом сжимаются в кулак. Как такими держать заточку?

            Держать заточку…  Это мысль игрока во мне, жителя Русских Джунглей. Целая жизнь – даже чуть больше, чем жизнь – прошла с тех пор, как я встретил Марину на Поляне.  И вот теперь мы умрем, и мое умение орудовать заточкой не поможет.

Черт! Неужели нельзя думать о чем-то другом, кроме как о смерти?

Каково это – сорваться в бездну с петлей на шее? Что будет там, за гранью?

Опять эта грань! Я уже думал о ней, после приговора трибунала, лежа на постели в квартире конунга Ахмата.

Что будет там, за гранью?

-Ничего не будет.

            Я вздрогнул – Марина прочла мои мысли.

            -Ты сказал это вслух, дурачок. За гранью ничего не будет. Теперь я это точно знаю.

            -Знаешь? Откуда?

            -Знаю – и все.

            Она заплакала.

            -Андрей, я не хочу умирать. Не хочу в пустоту, не хочу стать пустотой. Я хочу родить нашего малыша, кормить его грудью, беречь.

            -Так и будет…

            -Так и будет, - передразнила Марина. – Зачем ты лжешь? Как лгал Христо. Серебристая Рыбка?! Одна ложь! Вот она, Серебристая Рыбка, - она ткнула себя пальцем в живот. – Вот он – новый мир! А завтра его не станет.

            Ее слова, как плети.

            -Замолчи, - закричал я. – Закрой пасть, глупая баба! Я же сказал тебе – мы не умрем, значит, так и будет.

            Она принялась размазывать по щекам слезы.

            Я вскочил, вцепился в решетку.

            -Эй, там! Караульный! Караульный, мать твою!

Ключ заворочался в двери.

            -Че ты орешь, гнида? – рожа стрелка была помятой, как после сна на горохе. – Арматуры отведать захотел?

            -Боец, - взмолился я. – Выслушай, брат. Мне надо поговорить с отцом Никодимом…

            -А с хуем тебе не надо поговорить?

            -Постой, брат. Я друг главы ОСОБи, однажды спас ему жизнь, он не откажет. Передай.

            Дверь стала медленно затворяться.

            -Я заплачу тебе! – заорал я.

            Дверь с лязгом закрылась.

            -Ничего, скоро он принесет еду, и тогда я попробую еще раз.

            Марина с презрением посмотрела на меня.

            -Чего ты? – от бессилия я разозлился. – Вчера ты как будто была готова достойно умереть вместе. Или жалеешь, что не приняла предложение Киркорова?

            -Пошел ты.

            Марина снова отвернулась к стене, чтобы пролежать так до самого вечера.

            Вечером стрелок принес жратву, и я не заговорил с ним. Молча принял миску. Марина из своей ниши сверкала глазами и тоже молчала, пережевывая тварку.

            Когда стрелок забрал посуду и направился к двери, нестерпимо, до дрожи, захотелось крикнуть: «Постой!», но я не крикнул, провожая взглядом нашу последнюю надежду на спасение. Погас свет, хлопнула дверь. Вот и все. Дальше – только ночь и казнь.

            -Упрямый осел, - раздался в темноте голос Марины (в нем не было злости - только усталость).

            Да, Марина. Я знаю.

            Она снова заплакала, и я от бессилия снова прикусил свою руку.

            Боль снимает боль. Одна боль убивает другую.

            Кап-кап. Я представил, как ржавые капли разбиваются о камень. Одна капля, другая, третья… Дыхание Марины ровное, тихое: спит. Кап-кап. В окошке - несколько колючих морозных звездочек: значит, ночь. Капля набухает где-то на потолке, становясь все грузнее, наконец, срывается, ударяется о пол – кап! - разлетается на мельчайшие  брызги. Тьма, ни зги не видно, но я-то знаю, что так оно и есть.