Теплая птица

Вроде бы совсем рядом, но на деле Андрей уже пару раз останавливался передохнуть:  идти под уклон тяжело, приходилось сдерживать ноги, невольно стремящиеся к бегу.

Даже здесь, вблизи реки, где земля постоянно подмывается разливом, некоторые умельцы умудрились построить коттеджи. Так и казалось: сейчас дом съедет с фундамента и поползет вниз.

             У колонки Андрей напился холодной, ломящей зубы воды. Пожалел, что выбросил бутылку из-под лимонада, - можно было бы наполнить.

            «С жильцом? С жильцом! И ведь -  ни гу-гу! «Живу с мамой»!».

 Ручка чемодана жгла кисть. Островцев подумал о ребенке, зародившемся в этой Анюте и тем самым привязавшим его к ней. Он ужаснулся, поняв, что почти ненавидит и Анюту, и ее ребенка.

             Моторы ревели, девицы хохотали. Бородачи в черных банданах, скинув косухи, выписывали на «харлеях» круги по черной поляне.

             Кто-то пытался пересечь речку на «Запорожце».

            В небе парил треугольник параплана с едва заметным человечком, а на пригорке сгрудился палаточный лагерь.

 Андрей понаблюдал за лихими трюками бородачей и, не обнаружив в толпе Анюты, направился к реке.

И тут же увидел ее, - розовую, сисястую, хохочущую.

Она не замечала никого, кроме  черноволосого мужика, - мощный торс, горбатый нос, белозубая улыбка от уха до уха.

 Свернув в заросли ивняка, Островцев наблюдал за купающимися, стиснув зубы. Когда Анюта и черный начали целоваться, Андрей повернулся и через кусты побрел вдоль реки в сторону дороги, задевая портфелем росистую траву.

«Шлюха ебаная! Потаскуха! С чуркой спуталась!»

 Островцев и не подозревал, что способен на такую злость, тем более из-за Анюты. Эта злость была сильнее его и искала выхода.

            Андрей остановился.

            Убить Анюту, утопить, чтоб захлебнулась грязной водой, проклятая тварь!

            Но не сделав и десятка шагов в обратном направлении, Островцев  понял: возможная история, с убийством, со скандалом, не для него, потому что он - трус. Просто трус.

Безжалостный в своей простоте вывод ошеломил Андрея. Он покачнулся, и если бы не подвернувшийся ствол дерева, полетел бы с обрыва в реку. Сухие рыдания сотрясли его грудь. Прислонившись к плакучей иве, Островцев  плакал из-за женщины, которую никогда не любил.

Неподалеку ревели мотоциклы, визжали купающиеся девицы, пьяно горланили байкеры.

Бомбила остановил «волгу» у железнодорожной платформы в Обнинске. Повернул к Андрею загорелое лицо.

Островцев полез в карман плаща. Так. Банка пива. Денег нет.

Бомбила нахмурился.

-Секунду, - сказал Андрей.

Поставил на колени портфель, расстегнул. Повернулся спиной к водителю.

-Держи.

Бомбила вытаращился на протянутую купюру.

-Сдачи нет.

-Не надо сдачи.

Островцев вылез из машины. Горят фонари, вокруг маршруток и автобусов – вечерняя суета. Свистя, проследовал экспресс на Калугу.

Андрей открыл пиво, хлебнул. Третья банка за вечер… Он постоял, глядя, как мечутся у фонаря мотыльки, и вернулся к припаркованной «волге», в которой шумело радио.

-Слушай.

Бомбила крутанул регулятор звука.

-Да?

-Есть тут ночной клуб?

-Есть.

-Вези.

Островцев уселся рядом с водителем, пиво из банки выплеснулось на пол.

CRAZY HORSE - точно великан накарябал красными чернилами. Перед входом  – искусственные пальмы, освещенные зелеными фонарями.

Андрей открыл массивную дверь и вошел.

            В холле, задрапированном синим бархатом, стоял секьюрити. Приглушенно звучала музыка.

            -Сегодня по приглашениям, - неприветливо сообщил охранник.

            Островцев протянул заранее заготовленную купюру. Секьюрити спрятал ее в нагрудный карман, пожал плечами:

            -Проходите.

            Музыка оглушила. Казалось, она доносится отовсюду, даже из-под пола, на котором танцевали в полутьме какие-то люди. Помещение пронизывали мечущиеся лучи изумрудного, красного и желтого цвета. По обе стороны танцпола – прозрачные шары, подсвеченные прожекторами, в которых извивались под музыку голые девушки.

             Пахло сигаретным дымом и духами. Андрею стало не по себе: он раньше не бывал в подобных заведениях. Заметив бар, направился к нему, сжимая в запотевшей ладони ручку портфеля.

            -Что будешь? – крикнул бармен.

            -А что … посоветуешь.

            -Это зависит от того, есть ли у тебя бабки.

            «Бабки? А, деньги…»

            -Есть бабки.

            -Тогда – мохито.

            -Давай.

            Бармен занялся приготовлением коктейля. Андрей повернулся к танцполу.

            -Скажите, горячо? - закричал кто-то. Толпа ответила мужскими и женскими возгласами.

            -Ледиз энд джентльмэнз, дамы и господа, разрешите представить вам. Ди-джей Солярррррис!

            Танцпол зашелся в экстазе.

            -А ю рейд?

            Музыка - громче и быстрее.

            Андрей уловил запах мяты, повернулся к бармену.

            -Твой мохито.

            Принял холодный бокал, взял в губы трубочку. Отпил. Ого! Приятно.

            -Еще.

            Бармен ухмыльнулся.

            -Слушай, я вижу, ты здесь впервые, - бармен, перегнувшись через стойку, смотрел на Андрея. – А бабло у тебя водится. 

            Островцев кивнул.

            -Водится, да. Эта сука с жильцом спуталась. Шлюха.

            Андрей сбивчиво рассказал бармену про Анюту; тот слушал вполуха.

            -Слышь, братан, тебе надо расслабиться, - крикнул он, когда Андрей умолк. – Возьми вот это.

            Протянул Островцеву белый кружочек. Таблетка.

            -Что это?

            -Это – кайф. Проглоти, узнаешь.