Теплая птица

-Кому весело? – крикнул командир. Он даже привстал на цыпочки, осматривая цепочку.

Я поспешил проглотить смех, совершенно здесь неуместный.

-Прости, братан, - Борис положил мне руку на плечо. Я сердито скинул ее. Этот болтун доведет до могилы.

Цепочка стремительно уменьшалась. Один за другим претенденты исчезали за воротами. Наконец, очередь дошла до Бориса. Он кивнул мне:

-Удачи, Ахмат.

-И тебе удачи.

Борис скрылся за спинами стрелков. Хороший малый, - Христо был бы рад видеть его среди возрожденцев…

-Последний, что ли? – командир окинул меня нехорошим взглядом.

-Похоже, да.

-Входи.

За воротами были только стрелки, ни одного претендента.

Командир откашлялся и, запинаясь, прочел с желтого листа следующее:

-Согласно приказу 45в, подписанному лично Лорд-мэром, лицу, явившемуся на Рожественские испытания, присваивается порядковый номер, в полном соответствии с очередностью. Лицо, получившее номер, подпадает под юрисдикцию Устава Армии Московской Резервации и обязано бережно хранить номер, в случае утраты претендент подвергается каре по пункту 2 седьмого параграфа Устава Наказаний. 

Покончив с официозом, командир с видимым облегчением сунул бумагу в карман.

-Тебе все понятно?

-Да.

-Отвечать «Так точно, офицер».

-Так точно, офицер.

-Ну, тогда, держи.

            Офицер протянул мне металлический кружок с выбитой цифрой «32».

            -Эй, - он обратился к стоящим навытяжку стрелкам. – Фомин и Сосо – проводите его к особистам.

            В интонации, с которой седой офицер произнес слово «особисты», я уловил презрение, смешанное со страхом.

 Два стрелка выскочили из строя.

-Ну, ты, шагом арш! – крикнул один из них – черноусый мордоворот, и несильно ударил меня между лопатками прикладом АКМ.

Я послушно зашагал по плацу, а на душе скребли кошки – до чего же погано по доброй воле соваться в пасть льва.

Из труб на крышах многочисленных деревянных бараков, поднимался рыжеватый дым. За шаткими стенами слышались разговоры, ругань, крики.

 Когда мы проходили мимо очередного барака, хлипкая дверь отворилась, и в облаке пара на пороге возник обнаженный до пояса стрелок. Не спускаясь вниз, прямо с крыльца, он принялся мочиться и, когда я приблизился, задел меня желтой теплой струей. Конвоиры захохотали, я же усилием воли заставил себя продолжить путь, стряхнув со щеки вонючие капли.

За бараками показалась гигантская статуя, смутно мне знакомая. Вернее, не мне, а Андрею Островцеву. Два могучих тела, воздевшие в едином порыве руки, с накрепко стиснутыми в кулаках рукоятками серпа и молота - не вырвешь, не отнимешь -  эти двое могли бы держать на руках небесный свод. Рабочий и колхозница. Мужчина и женщина. Прямо как я и Марина.

Перед статуей - широкая площадка, на которой, уныло свесив лопасти, дремали вертолеты.

Далеко впереди виднелся обломок Останкинской башни и щербатые коробки многоэтажек.

 Слева от меня расположилась каменная арка с шестью колоннами и статуей. Опять-таки - мужчина и женщина, снова – воздетые к небу руки, но на этот раз в них не серп и молот, а нечто похожее на веник. Прямо перед аркой стояли стрелки, а за ней виднелись увенчанные звездами золотистые шпили. 

Я свернул к арке.

-Куда?

Приклад врезался между лопатками.

-Направо топай.

А вот и тот самый барельеф, где фотографировались Островцев и его жена! Бронзовая женщина как ни в чем ни бывало изучает какие-то схемы; космонавт в шлеме и в шнурованных, похожих на мои, ботинках, поднимается по ступеням к гигантской ракете. Вот только ракета никуда не летит – сломленная по каменному шлейфу, она лежит неподалеку от постамента.

По ступенькам мы спустились к узкой решетчатой двери, рядом с которой дежурил стрелок. Он посторонился, не обронив ни слова. Мы вошли. Просторная зала освещена несколькими тусклыми лампочками, на каменном полу – обширные лужи, подернутые ледком. Костюм космонавта, модель спутника, луноход, - похоже на музей.

-Вон туда.

            Конвоир подтолкнул меня к двери, сам же, как и его товарищ, остался в холле.

            Я замер на пороге небольшой комнаты, где за столом перед красным абажуром сидели мужчина и женщина. Свет от лампы играл на черной коже их плащей, на двух значках, пришпиленных к отворотам плащей, – бронзовых, тяжелых значках: сомкнутая звериная челюсть держит букву «О».

             -Проходите, товарищ, - сказал мужчина. У него был ласкающий голос и открытый, добродушный взгляд. За окладистой бородой и усами не видно рта, но казалось, что он улыбается.

            -Меня зовут Глеб Пьяных, я капитан ОСОБи первого ранга, это – моя помощница.

            Особист… Один из тех, кто … кто изнасиловал мою Марину. Мне захотелось вцепиться в скрываемое бородой горло…