Теплая птица

               Слово «тушенка» прорвало плотину. Перегнувшись в три погибели, я блевал. Блевал долго и мучительно, гораздо мучительнее, чем при отравлении зеленкой. Лишь после того, как во рту у меня не осталась даже слюны, а желудок зазвенел пустотой, я распрямился.

            -Полегчало? – заботливо осведомился глава ОСОБи.

            -Угу.

            -Ну что ж, тогда едем.

            На плацу, кроме меня, отца Никодима и двух особистов не было уже ни души. Стрелки разбрелись по теплым баракам – есть тварку, пить зеленку и, конечно, трепаться по поводу сегодняшнего провозглашения. Пусть треплются, говножуи.

            В машине было тихо. Отец Никодим достал из кармана янтарные четки и задумчиво перебирал их, глядя на проплывающую за окном Вторую Военную Базу.

            Взглянул на меня, щелкнул четками и, подбросив их на ладони, спрятал обратно в карман.

            -Ахмат, давно хотел спросить у вашего брата, каково это - быть конунгом?

            -Ваш крест, ведь вы знаете, что я лишь двадцать минут, как конунг.

            -Да я не об этом, - досадливо отмахнулся отец Никодим. – Что ты чувствуешь? Эйфорию, мандраж?

            Что я чувствую? Чувствую, что по уши в дерьме - вот что чувствую.

            -Пожалуй, эйфорию. Легкую.

            Отец Никодим засмеялся.

            -Легкая эйфория – это прекрасно. Это что-то из чувственного арсенала бывших… Ты ведь знаешь о существовании бывших, Ахмат?

            Странный, если не глупый, вопрос. Как можно не знать о бывших, если все кругом говорит о них?

            -Знаю, ваш крест.

            -Так вот, - глава ОСОБи потянулся, достав длинными ногами чуть ли не до спины шофера. – Я в свое время весьма увлекался бывшими, их, так сказать, культурой. Ты не поверишь, но легкой эйфории в этой культуре уделялось значительное место. Впрочем, бывшие предпочитали использовать термин «любовь»… Выходит, ты чувствуешь любовь, Ахмат.

            Сидящий, как истукан, особист вдруг прыснул со смеху. Спина шофера пришла в движение. Отец Никодим, скаля зубы, хлопнул меня по плечу:

            - Ну и рожа у тебя – камень! Ведь это шутка, Ахмат, всего лишь шутка.           Я засмеялся через силу. Шутка?! Мне почудилось, что глава ОСОБи знает про меня и Марину…

             -Ты спрашиваешь, куда мы едем? – вспомнил отец Никодим. – А мы уже приехали…

            Перед нами - одноэтажное здание из серого кирпича с шиферной крышей и заколоченными окнами.

Внутри пахло табаком и зеленкой. За грубо сколоченными столами – люди. Шум жующих челюстей, стук кружек о дерево, разговоры, крики, смех. На нас – ноль внимания. По бетонным ступенькам мы спустились на заплеванный пол.

Только сейчас нас, наконец, заметили. Крики и смех смолкли. Глаза, глаза, глаза… Как я не плавлюсь под этими взглядами?

-Отец здесь, - словно шелест осенних листьев.

-Рустам! – крикнул особист из свиты отца Никодима.

Откуда-то (словно из-под бетонного пола) вынырнул желтолицый верткий мужичок с голым торсом: невысокий и костлявый. Он благоговейно склонился перед главой ОСОБи.

-Прошю, ваш крест. Столик свободна.

Рустам поспешил стереть со стола расплывшуюся лужу зеленки.

Мы, то есть Отец, шофер, два особиста и я, уселись на стулья. Кажется, стулья прибиты к полу: на случай, если накачанные зеленкой и кокаином стрелки вздумают вышибать друг из друга мозги.  Я успел заметить: посетители имеют на рукавах нашивку в виде серпика луны - нашивку конунга АМР. Бар для высшего командования?

-Пожалюста, ваш крест.

Рустам поставил на стол горшок с чем-то дымящимся (запах - можно  язык проглотить), бутылку зеленки.

-Рад услюжить… Это большой честь… Вам… И ваши друзья…

Голос Рустама заметно дрожал, и без того узкие щелки глаз превратились в едва заметные ниточки.

-Ладно, - миролюбиво произнес отец Никодим. – Накладывай жратву.

Рустам помешал половником в горшке и выложил на тарелку нечто коричневое, расплывающееся. Отец Никодим взял двумя пальцами тонкое, похожее на червя, волокно и отправил в рот. По лицу его расплылась блаженная улыбка.

-Что это? – проговорил я, когда Рустам опрокинул полный черпак в мою миску.

-Вареные глисты.

Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.

Отец Никодим засмеялся.

-Ну, я пошутил. Конечно, это тварка, томленая в горшке с сахарином и зеленкой. Фирменное блюдо Рустама.

Какой, однако, шутник глава ОСОБи.

            Я с некоторой опаской выудил из миски «червя»… Вкусно.

            Отец Никодим, улыбаясь, смотрел на меня.

            -Нравится?

            -Да, ваш крест, - вполне искренне отозвался я.

            -Это хорошо.

            Глава ОСОБи принялся задумчиво разглядывать свои ногти. Длинные, желтоватые.

            -Это хорошо, - повторил он. – Как думаешь, для чего я привел тебя сюда?

            -Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.

            Он невесело засмеялся.

-Да, разумеется, праздник…  Но одновременно, это – поминки.

            Поминки? Что он имеет в виду? По спине пробежал холодок…

            -Это поминки по нашему знакомству, Ахмат, - сказал отец Никодим, выбивая пальцами дробь по столу. – Так уж вышло… Ты теперь конунг, а конунги редко пересекаются с особистами, и тем более с главой ОСОБи. У них своя жизнь, по большей части протекающая в Джунглях, - зачистки, марш-броски, учения… - он на секунду умолк. – А ведь жаль. Жаль, что Лорд-мэр определил тебя в конунги…

            Кажется, я это уже слышал…

            -Жаль, ваш крест.