Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

же, в Москве вряд ли можно применить его знания… Так где же? Только здесь, в

Подлинном ЯДИ. Ну и еще, разве что… Миражом возникли в голове некие здания,

люди, понятия, условно именуемые словом Запад.

Островцев потянулся за минералкой. Сделал пару глотков из бутылки.

Поморщился от слабого щекотания в носу.

Часы на стене показали 09.30. Ничего себе присел! Андрей почувствовал

укол совести. Все-таки он – добросовестный работник.

Поднялся, взял с полки конверт. Один из последних опытов –

расщепление NA. Вспомнил: красновато-зеленый свет, почти иллюзорный;

змеиное шипение, переходящее в подобие стона; жар, проникающий под

термокостюм, и - вспышка в замкнутой колбе, - ослепительно-яркая. Опыт

оказался удачным, даже сверхудачным: выяснилось, что при расщеплении NA

высвобождается невиданное доселе количество энергии.

В сущности, прямо сейчас, из своего подвального отдела, Андрей мог

уничтожить Вселенную...

«Ну, прямо-таки и Вселенную, - Островцев потер мочку уха. – Но Землю –

точно».

Вселенную породил Большой взрыв… Андрей никогда не верил в это:

взрывы, войны, и оружие он ненавидел всей душой, - рефлекторно, как кошка –

собаку.

«Зачем ему NA?»

«Ему» - это не директору Подлинного ЯДИ Невзорову.

Островцеву чудился кто-то неведомый, облеченный властью: политической

ли, денежной – не важно. Иногда этот неведомый представлялся Андрею одним

из участников «великой той борьбы, какую вел Господь со князем скверны»4.

Неужели все они – сам Островцев, Смолов, Лордеску, Рюмин, Ширко,

Алтухов, Нечаев, Симоненко, Ильмень, Роштейн - служат сатане?

По официальной, «корпоративной» версии, озвученной Невзоровым на

собеседовании при устройстве на работу (за пять лет это был единственный раз,

когда Андрей разговаривал с директором): институт занимался разработкой новых

источников энергии, необходимых в ближайшем будущем, – углеводородные

ресурсы страны практически исчерпаны. Правдоподобно, но Андрей, хотя и не

жил никогда в канувшем в Лету тридесятом царстве СССР, был подозрителен и

недоверчив, как совок: он не поверил Невзорову. И это стало его личной

проблемой - за муки и рефлексию в ЯДИ зарплату не платят.

Результат опыта – мутно-желтая пленка. Только мощный микроскоп

заставит ее заговорить, и для непосвященного язык, на котором заговорит пленка,

останется тарабарщиной, набором непонятных знаков на экране компьютера.

Андрей повертел пленку в руках, улыбнулся краем рта: в знании и

сопричастности есть что-то наполеоновское…

Здесь не нужно смотреть на часы, чтоб понять: обед. За годы организм

привыкает к принятому в ЯДИ распорядку.

Островцев зевнул, упаковал пленку в конверт, положил в карман халата

электронный ключ и вышел из отдела. Свет автоматически погас, но змеиное

шипение не утишилось ни на йоту.

Андрей понял, что голоден. Вышел из кабинета и направился в столовую,

откуда доносился запах свежих огурцов.

Еда на ячеистых подносах поступала по конвейеру сверху, из кухни ЯДИ

Прикрытия.

За белыми столами, наклонив головы, сидели девять человек. Брюнеты,

блондины, один рыжий – Рюмин, два седых – Роштейн и Нечаев. Все, как один,

плешивые.

Двигаются челюсти, хрустят огурцы на зубах...

Приход Островцева остался незамеченным - лишь Смолов кинул на него

беспокойный взгляд.

Андрей взял с конвейера последний поднос, присел к столу, подальше от

всех. Вообще, сотрудники Подлинного ЯДИ за обедом разговаривали редко и о

какой-нибудь чепухе. Словно кто-то незримый витал над столом, поторапливая,

сковывая человеческие порывы.

Поднос, как всегда, упакован в прозрачный целлофан. Андрей спешно

сорвал его. Так: концентратная картошка с подливой и котлетой, салат из огурцов-

4 Вольная цитата из «Божественной комедии» Данте Алигьери.

помидоров, кофе со сливками в бумажном стаканчике, несколько галет и конфет

«коровка».

Андрей взял пластиковую вилку и первым делом, выудив из салата,

отправил в рот кусок огурца. Ждало разочарование: огурец умел только пахнуть.

Островцев быстро съел картошку с котлетой, запивая кофе. Конфеты и галеты

оставил на подносе, который отнес обратно на конвейер и положил на гору из

девяти точно таких же подносов. Столовая к этому времени была уже пуста. В

горле конвейера послышалось гудение, и посуда медленно поползла вверх.

Выйдя из столовой, Андрей в пустом коридоре наткнулся на Смолова.

«Преследует меня, что ли?»

Островцев свернул в уборную и довольно долго пробыл там, причесываясь

перед зеркалом намоченной расческой.

Смолов, к счастью, убрался восвояси.

Андрей, почему-то чувствуя себя не в своей тарелке, прошел в ОПО, запер

дверь.

Зазвеневший телефон заставил его вздрогнуть. Покрытый пылью, забытый

телефон для связи с начальством… Сколько он молчал? Пять лет?

С пересохшим от волнения горлом старший научный сотрудник снял трубку.

-Да.

-Островцев, здравствуйте, – знакомо-незнакомый, глуховатый голос.

-Здравствуйте, Александр Игоревич.

-Зайдите ко мне, пожалуйста, на минутку.

«Что ему понадобилось от меня?» - пронеслось в голове.

-Да-да, Александр Игоревич, я сейчас зайду…

«Долгие заунывные гудки – это внутри меня?».

Островцев положил трубку; чувствуя неприятный привкус во рту, снова