Теплая вода под красным мостом

Деревья, тянувшиеся по обе стороны дороги, кончились, справа в темноте возвышалась дамба. Я сказал «деревья», «дамба», однако всё это условно. Очертания были настолько нечёткие, что я не мог утверждать это с определённостью. Я просто имел в виду, что чёрный цвет «аллеи» и «дамбы» был иным — глянцевито-блестящим по сравнению с окружавшим нас мраком, они словно проникали сквозь него — или скорее отталкивали окружающую тьму. Такое складывалось впечатление. Вот что я имел в виду. Ведь впечатление — это главное. Трудно поверить, но, поддавшись впечатлению, я потянул за ниточку воображения и на холсте мрака нарисовал целую картину. Я чувствовал, что слева простирались заливные рисовые поля. Прежде я думал, что дорога, по которой мы ехали, совершенно прямая, а она, скорее всего, понемногу уходила вбок. Возможно даже, где-то мы свернули совершенно на другую дорогу. Если бы это было не так, то смог бы я, когда пропали деревья, столь остро почувствовать близость дамбы и заливного рисового поля? С другой стороны, вполне возможно, что это только иллюзии. Ниточка воображения, за которую я потянул, и то, что скрыто во мраке, могут не совмещаться друг с другом. И тут мне страшно захотелось услышать плеск воды и кваканье лягушек в подтверждение своих догадок относительно дамбы и полей. Но ни плеска воды, ни кваканья пока не было слышно. Если я прав, то хотя бы должен быть запах воды. Так и есть: из-за горы справа, которую я в темноте принял за дамбу, в самом деле доносился запах воды. А за дамбой во тьме, возможно, медленно-медленно струит черноту большая река.

Мы продолжаем продвигаться колонной. Возможно, вдоль чёрной реки.

Неожиданно молоденькая женщина низким голосом затянула песню:

Мэтой дай эндзак бьен сяу…
Ботой дай эндзак бьен сяу…

Я расслышал только это. Хоть женщина была совсем юной, голос её временами звучал как-то надтреснуто, сипловато. Заключительные музыкальные фразы, монотонно повторяющиеся, звучали на тон выше. Последние такты всегда были ударные. Мелодия напомнила мне песню маленькой нищенки, которую я встретил на пути из Ханоя в Ланг Сон. Она отбивала такт, аккомпанируя себе двумя зажатыми в пальцах алюминиевыми ложками. Поскольку до повышения тона в конце фразы практически не было никаких модуляций, пение было скорее похоже на мелодекламацию. Мне подумалось, что для нашего каравана, едущего куда-то кромешной ночью, подобная мелодия, возможно, именно то, что нужно. Мы двигались колонной в такт песне, которую пела молоденькая женщина.

Иногда я смотрел на всех нас как бы издалека, со стороны рисового поля. Четверо велорикш, сохраняя равную дистанцию, словно скользят в пахнущей рыбой тьме. И пейзаж представлялся мне выхваченной ножницами из общего мрака четырехугольной картинкой. Дзуон, молоденькая женщина, Ньем, я… Всё сидят в чопорных позах, выпрямив спины. Мы замерли, почти не шевелясь, только пристально вглядываемся в подступающую вплотную тьму. Ветер треплет длинные волосы молоденькой женщины, лежащие свободными прядями, и они касаются носа сидящего сзади рикши. Всё рикши нагнулись вперед и натужно крутят педали. Процессия большеголовых чёрных ворон. Глядя со стороны на эту картинку, я невольно задавался вопросом — а куда, собственно, эти люди едут в такую тёмную ночь?

Мэтой дай эндзак бьен сяу…
Ботой дай эндзак бьен сяу…

Я спросил Ньема, о чём поёт молодая женщина. Он как-то сердито сказал, что не знает. Я попытался вспомнить имя поющей. Перед отправлением я поинтересовался в заведении, как её зовут. Она была новенькой и сидела в глубине комнаты. Кассетник китайского производства крутил песни дуэта «The Carpenters» [3]. Рядом в какой-то фатоватой позе стоял Ньем. Я всё пытался рассмотреть его правую руку. Так, чтобы он не заметил. Мне отнюдь не улыбалось, чтобы меня двинула по физиономии та же рука, которая, возможно, ударила Дзуон. Как-то не хотелось красоваться с синяком на щеке. Кривя свои темно-красные губы, Ньем спросил на английском, готов ли я отдать пятьдесят долларов. Когда я сказал, что это слишком дорого, он скостил цену до тридцати:

— Её зовут Ха. В переводе это означает «река», точно так же пишется слово «Ханой». Распространённое имя. Она приехала из До Сона. Очень тихая и покладистая девушка.

Ха. Река. У неё маленькое личико, внешние уголки глаз чуть опущены, что, вероятно, и свидетельствует о покладистости. Примерно треть своих длинных волос она свесила тогда на лицо, и, глядя на меня через рассыпавшиеся волосы, засмеялась. Смех у неё был мягкий.

Наша колонна теряла скорость. Водители уже слишком устали. Но мы всё-таки продвигались вперед, правда гораздо медленнее.

Ха умолкла. Зато теперь послышался голос Дзуон. Ха коротко рассмеялась и передала «эстафету» Ньему. Ньем с выражением лёгкой досады лениво перевёл для меня на английский: