Тепло его объятий

– Разве у женщины не может поменяться настроение? – Римма провела носком сапога по ноге Глеба. – Тем более когда она отмечает десять лет счастливого брака с самым лучшим мужем на свете.

– Это я лучший?

– Во всяком случае, для меня.

– Давно ты меня так не хвалила, – произнес Глеб внезапно севшим голосом. – Может, пойдем в номер?

– Я еще не закончила. – Улыбнувшись, Римма принялась соблазнительно поедать пирог, покрытый сахарной пудрой, похожей на альпийский снег. – Дашь попробовать своего?

Она кивнула на апельсиновый пирог Глеба.

– Конечно! – Он хотел подвинуть тарелку к Римме, но, увидев ее недовольный взгляд, наколол кусочек на вилку и протянул ей. – Пробуй.

Съев предложенное угощение, Римма облизала губы кончиком языка. Подумав секунду, она обмакнула палец в сливки, которые прилагались к пирогу, и отправила его себе в рот.

Глеб, сидевший напротив, ошарашенно наблюдал за женой.

– Мы уже можем иди в номер? – спросил он нетерпеливо, когда их тарелки опустели.

– Конечно, любимый. – Римма обворожительно улыбнулась. – Пойдем скорее.

Глеб помог Римме встать из-за стола и, обняв ее за талию, увлек к выходу.

Римма не смотрела на Диму, но знала, что он глядит ей вслед и лицо его уже не такое самодовольное, как несколько минут назад.

* * *

Вернувшись в номер, Римма внезапно погасла, словно кто-то выключил прибор, генерирующий в ней какой-то волшебный ток. У нее пропало настроение продолжать эротический спектакль, начатый в ресторане. Разувшись, она хотела лечь на кровать, чтобы дать ногам отдохнуть от каблуков. Но Глеб крепко прижал ее к себе.

– Хочу тебя, – прошептал он ей на ухо. – Давно не видел тебя такой.

– Какой?

– Особенной. Ты… ты…

Не находя слов, Глеб в качестве компенсации дал полную свободу рукам. Его дыхание сделалось шумным и нетерпеливым.

– Нет, не сейчас. – Римма попыталась высвободиться из крепких объятий. – Давай позже, когда ляжем спать.

– Нет, – шептал Глеб. – У нас слишком давно не было секса. – Он принялся стягивать с нее платье. – Ты ведь сама этого хотела за ужином. Разве не так?

– Ты меня неправильно понял.

– Я все правильно понял. Я видел твои глаза.

Справившись наконец с платьем, Глеб бросил его на кровать и снова потянулся к жене, чтобы обнять ее, но внезапно застыл, в недоумении уставившись на нее.

– Что это? – спросил он изменившимся голосом.

– Где? – Римма обернулась, притворившись, что не понимает, о чем речь.

– Не там, – сказал Глеб. – У тебя на плече.

Она опустила голову и окинула взглядом синяки, в которых легко угадывались отпечатки пальцев.

– А! – воскликнула она. – Это от массажа. У меня слишком нежное тело, ты же знаешь. Стоит лечь на гальку, и на ногах уже остаются синяки…

– В таком случае, – проговорил Глеб медленно, – надо полагать, засосы на шее тоже оставила массажистка? Или массажист?

– Дурак! – выпалила Римма.

– В этом ты, наверное, права, – процедил он.

Ему вспомнилось, как совсем недавно он трепетал перед женой, выбиравшей платье, как обрадовался в ресторане, что она не ограничивает его в выборе блюд и позволяет себе прилюдные проявления любви. А теперь – вот это.

Глеб ткнул пальцем на характерную отметину на теле жены:

– Только дурак поверит, что такое пятно появилось само по себе.

– Не само по себе, – сердито выкрикнула Римма. – А от застежки лыжного костюма, понял?

– Может, продемонстрируешь, как это могло получиться?

– Обойдешься! – Римма начала стремительно одеваться. – Если хочешь ревновать, то хоть лопни от ревности. Параноик!

– Не устраивай истерик!

– А ты не устраивай допросов. То смотрит, как петух на зерно, то усмехается… Весь отдых испортил. Деспот! – Она заплакала. – Я хочу домой!

С этими словами она выскочила из номера.

Глеб не стал ее догонять, хотя в глубине души Римма рассчитывала на это. Даже самой себе она не могла признаться, что виновата. Этого не умеет делать большинство людей. Нам всегда необходимо переложить вину на других. Не оправдав себя в собственных глазах, мы вынуждены не только признавать свои ошибки и недостатки, а еще и бороться с ними. Но кому этого хочется? Гораздо проще винить других.

Размазывая тушь по лицу, Римма стояла в коридоре, с надеждой глядя на дверь, но та упорно не желала открываться. Это означало, что Глеб ей не поверил. Он не выйдет, не догонит, не обнимет, не попросит прощения. Но и Римма не станет. Неужели конец? Неужели их брак, казавшийся таким прочным, разрушится вот так просто, будто карточный домик?

Не в силах сдержать слезы, Римма всхлипывала снова и снова. Она чувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся и всеми брошенной. Одиночество и чувство вины были подобны невидимому рюкзаку, который надели ей на спину. Ссутулившись и едва переставляя ноги, Римма брела по пустому коридору отеля. Она не знала, куда идти.

Не знала, что делать.

Не понимала, как жить дальше.