Тепло и свет

- Не знаю, - сказал Мастер. - Меня это как-то выбило из колеи... Видимо, это действительно шантаж, но действовать вслепую нельзя.

- От вас я ждал более свежей мысли, - сказал Пастор.

- Не могу отвечать за ваши несбывшиеся ожидания, - неожиданно резко сказал Мастер.

- Не можете - не надо, - сказал Пастор. - Тем более что этого я от вас и не требую. Просто теперь нам действительно придется думать и действовать быстро и безошибочно. Время собирать камни прошло, наступает время бросать камни...

(Дорогая, он действительно так сказал - слово в слово. Я абсолютно уверен, что он вполне мог бы подыскать готовую цитату, подходящую в данной ситуации - у того же Екклезиасте, - но он взял эту, всем известную, и на глазах публики ввернул ее наизнанку...)

Все - Мастер, Физик, Художник - посмотрели на него, и ни один не сказал вслух, но подумал про себя каждый, что прошло время жить и наступило время умирать.

Знаете, дорогая, я уже не первый раз встречаюсь с подобным психологическим феноменом: вокруг человека происходят самые бурные, необыкновенные и даже грозные события, и человек реагирует на них, но как-то отвлеченно - до тех пор, пока кто-то, очень знакомый, не совершит в русле этих событий какого-нибудь поступка или хотя бы не заговорит непривычным тоном; только после этого чувствуешь себя по-настоящему вовлеченным в действие. Разница примерно такая же, как если бы наблюдать за уличным шествием из двери дома - или примкнуть к нему. Но для этого часто надо, чтобы кто-то рядом шагнул первым.

Первым, как ни странно, шагнул Пастор.

Художник всегда работал необыкновенно быстро, а на этот раз его многое подгоняло. Еще позавчера он загрунтовал и разметил гладко обтесанную каменную стену в большой пещере. Картина получалась внушительной: четыре на два, - но он рассчитывал управиться за неделю, тем более что поначалу это замышлялось не как произведение искусства, а, как догадалась Физик, "акция гражданского неповиновения". Потому что главной темой были зверства первопоселенцев - данные общим планом, - и страдания узников концлагерей и рудников времен так называемого "военного правления"; это и было главной темой картины и отражалось на первом плане. Художник знал, что Полковник будет крайне раздражен выбором темы; потом ему пришло в голову, что соскребать краску никто не станет и картину, скорее всего, просто закрасят - и она получит шанс сохраниться для потомков; и, хотя в существование потомков Художник верил слабо, в нем проснулось вдохновение. Он никогда не произносил это вслух - кроме как с иронией или сарказмом, - но всегда тайно верил в него и прятал эту тайну от других. Примерно так взрослые люди тайно верят в свою способность летать, смутно помня детские сны...

Мастер, завернув в брезент, вынес солнце в большую пещеру и здесь выпустил его. Оно медленно-медленно стало подниматься, дрожа и переливаясь, как огромный мыльный пузырь; по-прежнему оно слабо светилось и мерцало, и только приблизив к нему лицо, можно было почувствовать тепло. Солнце поднялось под свод пещеры и замерло там, а Мастер долго стоял под ним с пустым брезентом в руках, потом перебросил брезент через плечо и пошел в мастерскую, где его ждала Физик.

- Выпустили? - спросила она.

- Да, - сказал Мастер. - Дурацкая затея.

- Надо делать бомбы, - сказала Физик.

- Да, - сказал Мастер. - Сейчас начнем.

- Вы очень расстроились?

- А вы?

- Не знаю. Кажется, не очень. Я ожидала этого.

- А я вот нет. То есть знал, но не верил. Не верилось.

- Надо знать людей.

- А вы знаете?

- Боюсь, что да.

- Почему боитесь?

- Ну что вы спрашиваете? Ведь это же так понятно...

- Да, конечно.

- А впрочем, ни черта я не знаю. И вы не знаете. И никто не знает, один Пастор думает, что знает, но это у него возрастное... Извините.

- За что?

- Просто так... Будем сегодня работать или не будем?

- Обязательно будем.

- Не расстраивайтесь так, ладно?

- Постараюсь.

- Потому что я тоже расстраиваюсь.

- Хорошо я не буду.

- Сегодня надо хотя бы начать...

- Вы разговаривали с Принцессой?

- Нет, она не захотела.

- Как странно.

- Действительно, странно. Такое впечатление, что она что-то задумала и боится, как бы ей не помешали.

- Она же совсем еще ребенок.

- Ну что вы! Ей шестнадцать лет. Думаю, она хочет отравить Полковника.

- Недоставало только ее еще впутывать в эту историю!

- Эта история - История.

- А хоть бы и так. Неужели...

- Послушайте, Мастер. Девочка - умница, всем бы нам такими быть. Она реально может сделать то, на что мы едва ли решимся, а если решимся, то вряд ли сумеем. Ни в коем случае нельзя мешать ей.

- Но это просто низко - взрослым людям прятаться за спиной девочки!

- О том, чтобы прятаться, речи еще нет. Кстати говоря - будем мы, наконец, делать сегодня бомбы или не будем?