Это был его последний день на земле, и он догадывался, что когда-то он наступит, но, как и все, старался об этом не задумываться. И вот этот день настал. Он поцеловал спящую жену и, стараясь не шуметь, вышел из дома. Ночью выпал первый снег, и уже на веранде все было залито ослепительным белым светом, от которого в детстве он бежал на улицу, чтобы кидаться снежками и радоваться, вдыхая этот ни с чем не сравнимый запах неожиданно свалившегося на тебя счастья. По скрипучим некрашеным доскам он спустился с веранды и вышел в сад. На самых верхушках яблонь еще висело несколько красных яблок, которые они оставляли специально для зимних птиц, прилетавших из леса полакомиться их сладкой мякотью. Когда-то он тоже любил их вкус. Когда приходили первые морозы, они с братом собирали эти пахучие подмороженные яблоки, из которых потом бабушка пекла невероятно вкусный пирог с тонкой золотистой корочкой и домашним сливочным маслом, которого чем больше кладешь, тем вкуснее становится. Она была мастерица, их любимая старая бабушка, многое умела, и многое знала, и брала своих внуков в такие места, от которых у вечно занятых родителей только рты открывались.
Например, бабушка водила их на похороны. Когда ее знакомые умирали, бабушка обязательно туда ходила, наряжала внуков в чистые рубашки, причесывала и брала с собой. Если умершие были христианами, она всегда спрашивала, когда будет священник, и на отпевании стояла всю службу на ногах и украдкой плакала, а потом записывала имя покойного в специальную старенькую тетрадочку, которую постоянно носила с собой, чтобы, как она говорила, «поминать этого человека у Бога». Что это значит, они с братом понятия не имели, но, судя по бабушкиному сосредоточенному, спокойному виду, это было что-то важное и нужное, вроде заготовки варенья на зиму. Если человек был некрещеный, бабушка сильно расстраивалась, качала головой и садилась где-нибудь в углу, с краю, чтобы потом, когда начинались поминки, быстро оттуда уйти. Они не понимали, зачем нужно уходить, когда все вокруг собирались угощать тебя конфетами и яблоками, а бабушка потом шла по улице и всю дорогу бурчала под нос, что вот человека живьем закапывают, а потом еще и пляшут у него на могиле. Молиться надо за умерших, а не конфеты есть! – говорила бабушка и вела их в храм, ставить свечки за деда.
Дед был ветераном войны, инвалидом, как говорила бабушка, – «изрубленный» под Берлином, поэтому умер, когда мы были совсем еще маленькими. Дед был героем Великой Отечественной войны, и бабушка так интересно про него рассказывала, что они его любили и очень гордились. Однажды зимой они остановились у реки возле их дома, и бабушка сказала, что для того, кто в Бога не верит, смерть будет как эта замерзшая река, которая никогда не растает, а будет до скончания века маяться ото льда и морозов. А тех, кто Бога слушается, Христос поцелует в темечко, и тогда они сразу растают от счастья и для них сразу настанет вечное лето. «Вы любите лето?» – спрашивала их бабушка, а они только переглядывались и смеялись. Ну какой дурак не любит лето, когда бабушка увозит их на дачу и там ты купаешься до упаду, загораешь и объедаешься клубникой?
Она всегда была веселой и бодрой, их дорогая бабушка, и, когда умерла на Покров, никто из домашних не поверил. Наступил ее любимый праздник, и когда мама пришла ее будить, даже не поняла, что бабушки больше нет. Хотя в последнее время она сильно болела, никогда не жаловалась и каждый раз, как приходила из Церкви, куда любила ходить пешком, выглядела как именинница. Она лежала какая-то радостная и светлая, и совсем не была похожа на труп, а просто на любимую спящую бабушку, которая немного полежит и пойдет печь их любимые оладушки. Он помнил, как приехал священник, отец Олег, и все кругом плакали, а он смотрел на бабушку и не плакал, и даже не собирался, потому что точно знал, что она живая где-то там, и ей сейчас хорошо. Просто знал, и все.