Тепло лютых холодов

Из Каунаса выехали в полдень следующего дня, конечно же, не солоно хлебавши. На тамошней ремонтной базе ничем у военных не утешились. И для Алексея это, разумеется, не стало неожиданностью.

Даже днем мороз ничуть не отпускал, но путешественники неплохо выспались, и если бы не осадок в душе от бесполезности местных мучений, всё было бы замечательно. По маршруту маячил Паневежис, который придётся посетить, скорее всего, тоже в туристических целях.

«Кому мы там нужны? – сознавал печальную реальность Алексей. – Но ехать хотя бы для отчета придётся! Если я где-то радиостанцию отыщу, меня никто не спросит, был ли я здесь. Но если она не найдется, каждый упрекнёт. Мол, почему в Паневежисе не поискал?»

Рассчитывая преодолеть сто двадцать км за два часа, из-за снежных заносов проваландались почти четыре! Зато авиационную дивизию в Паневежисе нашли быстро и без проблем – издалека заметили стоящие самолёты. Но на этом везение закончилось.

Давно и точно подмечено: «Где начинается авиация, там заканчивается порядок!» Действительно, Алексея всюду доброжелательно встречали, выслушивали и посылали дальше… И он от управления мчался в полк. Из того полка – в соседний. Оттуда – в ТЭЧ (технико-эксплуатационная часть), потом… Да что говорить! Командира дивизии и его заместителя по вооружению – или как он у летчиков называется? – Алексей так и не нашёл. Но его слегка успокоили: «Тебе ещё повезло, что сегодня не полетный день! Иначе вообще никого бы не встретил и ничего не получилось!»

А что получилось? Тоже ведь – ничего! Разве что, на боевые самолеты вблизи поглядел. Грандиозное зрелище для наземного инженера! Особенно поразили те самолеты, которые стояли на обслуживании в ТЭЧ. Стояли без боковых панелей, словно без одежды. Оказалось, что внутри фюзеляжа настолько плотно упаковано различное оборудование, что Алексей, сам ракетчик, техника которого также всех поражает плотностью компоновки, только языком цокал:

– Напичкано всего так, будто я внутри радиоприемника оказался! И всё блоки, блоки, блоки! Но они буквально втиснуты сбоку, на периферии, поскольку почти всё пространство в самолёте досталось огромной трубе. Она проходит посредине через весь самолет. Это и есть реактивный двигатель!

На просьбу забраться в кабину секретной боевой машины механики Алексею, не отвлекаясь от своей работы, ответили просто:

– Если делать нечего – залезай, смотри сколько угодно! Нет там ничего интересного?

И даже не предупредили, чтобы ничего не трогал, не включал! Ну и порядки! Одним словом – авиация!

Убедившись, что местные вояки даже свою машину не найдут, в случае чего, Алексей, учитывая позднее время, решил в ночь дальше не выдвигаться.

Он заночевал в гостинице дивизии. Машину пристроили, слив отовсюду воду, поближе к дежурному по части. Под его охрану. Иварса тот же дежурный поселил в ближайшей казарме, прикрепив его на ужин и завтрак к солдатской столовой без продовольственного аттестата. Притом Алексею он добродушно сказал:

– Оно тебе надо? Возиться с этими бумажками! И водителя твоего легко накормим, и тебя! Два человека – не двести! Подходи только вовремя, прямо ко мне!

В комнате гостиницы, куда налегке явился Алексей, его бурно приветствовали, как выяснилось позже, офицеры-вертолётчики, как и он, находившиеся здесь в командировке:

– Пожрать что-нибудь принёс, капитан? – потянулись к нему три лейтенанта не первой свежести.

Они успели порядком нагрузиться. Рядом стояла открытой двадцатилитровая канистра со спиртом. На столе кроме стаканов и разрезанной на мелкие дольки луковицы ничего не было. Зато сразу прозвучал первый тост:

– За ракетные войска! Пей до дна, а то век чистого неба не видать! Не экономь! Спирта у нас много! А окна вертолёта и без него, надеемся, не запотеют!

Алексей пить не стал, лишь обозначил. «Здесь стоит только ввязаться, навсегда и останешься!» – подумал он, покачав для пробы почти полную канистру, и под восторженные возгласы отдал вертолётчикам свою долю колбасы.

– Ты думаешь, капитан, нас трясёт от холода? – пьяно уточнил вертолётчик. – Это от постоянной вибрации! Это от вибрации! – он чудовищно икнул. – Лично я всегда боюсь войти в резонанс со своим вертолётом… Знаешь, что тогда получится? Нет? – он наставительно поводил в воздухе указательным пальцем. – Тогда не возникай! Резонанс – это тебе не тряска! Это – всему конец! Так-то, пехота!

Засыпая, Алексей в тумане усталости увидел жену, своих мальчишек, известный всей стране драматический театр Паневежиса, мимо которого они всего-то проехали. И то – хорошо. Вспомнил Баниониса, всегда, казалось, работавшего в этом театре, и пожалел, что не удалось сходить на спектакль. Как будто пустяк, но вся жизнь может пролететь, а случай больше не выпадет…

Сну Алексея не помешал даже собачий холод в плохо отапливаемой комнате, бесконечные дебаты вертолётчиков, свежие влажные простыни, пружинящая поролоном несминаемая подушка…