Теплый снег

— Чем обязан? — раздражённо спросил он.

Парень с девушкой обескураженно переглянулись.

— Ода… — попыталась было смягчить резкость Косташена Бритта.

— Чем обязан?! — повысив голос, оборвал её Косташен.

— Мы пришли, чтобы помочь вам разобраться в положении, сложившемся сейчас на Снежане, — просто сказал парень.

— Да? — жёлчно заметил Косташен. — Это через неделю после того, как мы оказались в Чёрном Коконе? Долго же вы собирались!

Парень покраснел, но взгляда не отвёл.

— Здесь мы виноваты, — прямо сказал он. — В суматохе просто как-то выпустили из виду… Но сейчас мы готовы ответить на все ваши вопросы.

— На все?! Тогда ответьте мне, когда я смогу, наконец, вернуться на Землю!

Парень смотрел ему прямо в глаза, и было видно, что в его взгляде начинает закипать что-то холодное и жёсткое.

— Боюсь, что никогда.

Никогда. Косташен сцепил зубы. Вот и сказано это слово. Он отвернулся и подошёл к разблокированной оконной стене. В густых сумерках городок казался чужим, безлюдным и равнодушным. Он содрогнулся. Видеть его не хотелось.

— Давайте сядем, — предложил парень.

Косташен заблокировал окно и повернулся.

— Я уже сам во всём разобрался. Чем ещё обязан?

Парень с девушкой вновь недоумённо переглянулись. Она успокаивающе положила руку ему на плечо. Бритта беспомощно посмотрела на них, затем на Косташена.

— Ода, — сказала она. — Нас переселяют из гостиницы. Её сейчас начали готовить для…

— …иновариантов! — закончил за неё Косташен.

Бритта удивлённо вскинула брови. Она не поняла. Зато те, двое, поняли. Лица у них стали чужими и холодными. Щека у парня дёрнулась, будто его ударили.

— Не за этим они пришли! — крикнул Одам Бритте. — Они хотят, чтобы мы тоже стали иновариантами! А молодые люди знают, что их действия противоречат закону?

— Какому закону? — тихо спросил парень. Он пристально рассматривал Косташена. Видно было, что разговор ему не нравится, и не такого разговора он ожидал.

— Не делайте из меня дурака! — взорвался Косташен. — Вы что, думаете, я не знаю, зачем существует Комитет статуса человека? И что эта ваша акватрансформация является преступлением против этого статуса?

— Каким преступлением? — ещё тише спросил парень. Он по-прежнему не отводил пристального взгляда от Косташена.

— Против человечества! Вам, вижу, режут слух столь высокопарные фразы?!

— Ода! — с болью в голосе проговорила Бритта. — Как ты можешь! Это же делается ради детей!

— Ради детей?! Но почему ради столь возвышенной цели я должен становиться калекой? А эти руки… — Он посмотрел на свои тонкие, выхоленные руки крелофониста. — Кто мне даст гарантию, что эти руки, не мои руки, а достояние всего человечества, руки, которыми восхищается мир, останутся в целости и сохранности?

Бритта вздрогнула и вскинула на него широко открытые глаза. Парень с девушкой побледнели.

— И не говорите мне о регенерации! — перешёл на крик Косташен. — Кому я буду нужен с регенерированными руками, если их придётся вначале учить хотя бы держать ложку с вилкой!

— Идём отсюда, — сказала девушка парню, не глядя на Косташена. На её лице проступила брезгливость.

— Идём, — кивнул парень.

У двери он пропустил девушку вперёд и обернулся.

— Вы много здесь говорили о человечестве, о законах и преступлениях, — сказал он. — Так вот, мне бы хотелось, чтобы вы уяснили себе одно: на всю оставшуюся жизнь человечество для вас будет сосредоточенно на Снежане. Другого человечества нет и не будет. И ч т о является преступлением против него будет определяться здесь. Точно также, как и ценность ваших рук.

Косташен заскрипел зубами.

— Неделю назад они восторгались моими руками, — сказал он Бритте. — А сегодня они готовы их отрубить топором!

— Перестань! — закричала Бритта, зажимая уши руками. — И сядь! Мне нужно с тобой поговорить…

Косташен ошеломлённо посмотрел на неё. В таком возбуждении он ещё никогда не видел Бритту. Он машинально вырастил кресло и упал в него.

— Руки рубить, говоришь? — начала она, нервно ходя по комнате. Она обхватила себя руками, будто ей было зябко. — Эти люди готовы головы на плаху положить, лишь бы дети не прошли через всё это. А ты… — Бритта остановилась и с болью посмотрела на Косташена. — Раньше я старалась не замечать подобных взбрыкиваний твоего не в меру раздутого самомнения. Раньше это никому не мешало. Да и все тоже относились к нему снисходительно. Как же, мировая знаменитость! Ты вознёс себя и крелофонию на пьедестал, выше которого, как тебе кажется, ничего нет и не будет. И, по-твоему, так будет всегда и во веки веков!